Читать книгу - "Основная миссия - Владислав Конюшевский"

– А теперь главный приз – а-а-автомобиль!

Нет, разумеется, вслух никто ничего подобного не говорил, только у меня в ушах почему-то звучали именно эти слова. Причем сказанные голосом Якубовича с соответствующими зазывно-истерическими интонациями. А все потому, что перед нами на плацу стояли пять поблескивающих светло-серой краской «Побед». Самых настоящих, которые я видел еще в раннем детстве. Только здесь это были не побитые временем и дорогами рыдваны, а новенькие, еще пахнущие свежей краской машины.

Колычев гордо, как будто он сам приложил руку к их изобретению и выпуску, посмотрел на наш строй и, царственным жестом протянув руку, предложил:

– Ну что, товарищи, можно приступать к осмотру! Разойдись!

И мы разошлись… Ух как разошлись! Сгрудившись возле ближней машины, бойцы спецгруппы моментально открыли все, что открывается, и только что не начали отвинчивать все, что отвинчивается. Стоящее неподалеку и с улыбкой глядящее на нас начальство на своем месте оставалось буквально несколько минут, и вскоре потерявший всякую генеральскую выдержку Гусев уже торчал из-под поднятого капота и возбужденно говорил подошедшему наркому НКВД:

– Иван Петрович, вы только посмотрите! Какая компоновка! А двигатель?! Не четырех-, как на основном выпуске, а шестицилиндровый, и, как мне сказали, форсированный, аж на девяносто лошадок! А стеклоочистители? Смотрите, смотрите они ведь не механические, не пневматические, а электрические! – В этот момент замигал правый поворотник, и восторженно подпрыгивающий командир обратил на него внимание: – О! И указатель поворота – электрический!…

В общем, Серега тараторил без передышки. Я тоже внес свою лепту и, выныривая из-под переднего крыла, добавил:

– У нее еще и кузов несущий!

Ползающий рядом Гек в этот же момент завопил:

– Козырев, собака злая, прекрати крутить руль, ты мне чуть голову не прищемил!

Только Змей на его крик внимания не обратил и продолжал активно вертеть баранку, имея при этом вид пятилетнего пацана, которому подарили давно вожделенный велосипед. Искалиев, сидящий рядом с Женькой, выглядел не менее восторженным. Расположившись на переднем диване, он периодически дергал и нажимал рычаги и кнопки на приборной панели, искренне радуясь, когда после очередного нажатия происходило какое-то действие. Особенно его умилил потолочный плафон, выключателем которого Даурен щелкал с искренним наслаждением.

Глядя на это, я заметил:

– Слушай, Марат, а тебе не кажется, что если Змею вместо автомобиля отдать только баранку, Жану – потолочную лампочку, а Геку – передний амортизатор, их счастье ничуть не уменьшится?

Собеседник кивнул:

– Еще как кажется. Да у них с позавчерашнего дня, когда в Кремле награды получали, этого самого счастья – полные штаны. До сих пор не очухались от эйфории.

Я хмыкнул:

– А сам?

Шарафутдинов непроизвольно покосился на новенький орден Ленина, весьма органично вписавшийся в его «иконостас», и ухмыльнулся в ответ:

– Я-то ладно, а вот ты что теперь делать станешь? Дважды Герою положен бронзовый бюст на родине. А ты даже имени своего настоящего не помнишь, что уж говорить про место рождения… Где бюст теперь ставить будут?

В этот момент к нам неслышно подошел Гусев, оторвавшийся наконец от созерцания «ГАЗовского» шедевра, и спросил:

– Чего это вы тут шепчетесь?

– Да вот, Шах интересуется куда бы мой бюст, – я изобразил руками арбузные груди, – присобачить? Лично я думаю – пусть возле нынешнего дома ставят. Во всяком случае, если увижу, что мой благородный профиль слишком сильно засижен голубями, всегда смогу протереть!

Но Колычев, который услышал мою реплику, обломил:

– Никаких голубей. Он будет стоять в УСИ. Нам лишняя популярность не нужна, а там ты его всегда сможешь начистить до блеска. Я даже специальную бархотку для такого дела выделю!

Шмыгнув носом, с деланной обидой я ответил:

– Вот всегда так! Как другим, так памятник на родине, а как мне, так бархотку. И вообще – если я в УСИ буду стоять, то там меня дневальный каждый день полировать будет! Лично за этим прослежу!

Серега хохотнул:

– Ага, и так до тех пор, пока у тебя морда, как на старых монетах, не сотрется вконец!

– Это в тебе зависть говорит – у тебя только одна Звезда, а у меня уже две! И вообще, товарищ генерал-полковник, я хотел бы очередной раз обратить ваше внимание на недостойное поведение товарища генерал-майора! – Колычев вопросительно приподнял бровь, а я, обличающе выставив палец в сторону подхихикивающего Гусева, доложил: – Когда мы уходили на последнее задание, командир особой группы Ставки собрал у нас документы, награды и личные вещи. А когда вернулись, то сказал, что ничего не брал и вообще нас первый раз в жизни видит! Ладно бы он один раз такое сотворил, но подобное практически постоянно происходит! И если документы с орденами Гусев со скрипом еще возвращает, то личные вещи – никогда! Согласитесь, это ведь не дело?

От такого поворота рассмеялся даже обычно невозмутимый Марат, а Иван Петрович, вздохнув, проговорил:

– Ну Лисов! Вот как ляпнет – хоть стой, хоть падай! Хотя, честно говоря, я твои перлы в блокнотик записываю. Вот выйду на пенсию – издам книгу анекдотов. Только ты за языком все-таки следи.

– А что такое?

– Что такое? – Тут Колычев закипел с полоборота и приказал: – А ну, за мной! – И направился в сторону небольшой трибуны, стоящей в отдалении. Дойдя до нее, он продолжил свой наезд: – Да у меня рапортами на тебя уже шесть папок заполнено! Такое впечатление, что интуиция тебе не только полностью заменила мозг, но и начала давать сильные сбои! Ты хоть иногда думай, когда, что и кому говорить! И вообще – хочу задать тебе вопрос: для тебя в этой жизни хоть что-нибудь святое осталось?

– Иван Петрович, да что случилось? Что я опять такое страшное сказал? А главное – кому?

– Не «Иван Петрович», а товарищ генерал-полковник!

– Виноват!

Вытянувшись по стойке смирно, я задрал подбородок и решил молчать, пока командир не выговорится. А Колычев, неожиданно успокоившись, как-то грустно сказал:

– Я понимаю, почему ты такой циник, но неужели ты не понял до сих пор, как люди относятся к Владимиру Ильичу Ленину?

М-да, вопросец… Но вот к мумифицированному жителю мавзолея народ действительно относится с огромным пиететом. Я, когда с этим столкнулся, очень удивился, что «старика Крупского»[2]боготворят не меньше, а может даже и больше, чем самого Сталина. Для меня он – ну мумия мумией, а вот для подавляющего большинства других… И если даже про Виссарионыча ходили, пусть и рассказывающиеся с большой оглядкой, анекдоты, то про Ленина их не было. Наверное… Во всяком случае – я пока не слышал ни одного. И как-то за три года пребывания здесь вообще счастливо избегал этой темы, никак не затрагивая язвительными словами личность основоположника.