Читать книгу - "Шардик - Ричард Адамс"

Дважды или трижды вдали показывались пасущиеся стада, и Кельдерек даже с такого большого расстояния различал, как животные пугливо вскидывают голову и оборачиваются, почуяв неведомого хищника. Он надеялся, что представится возможность окликнуть какого-нибудь пастушонка и отправить его в город с сообщением, но Шардик каждый раз обходил стадо стороной, и Кельдерек по здравом размышлении решал подождать лучшего случая.

Ближе к вечеру, сориентировавшись по солнцу, он понял, что Шардик теперь направляется не на северо-восток, а на север. Они уже ушли довольно далеко вглубь равнины — лиги на три, наверное, к востоку от дороги из Беклы в Гельтские предгорья. Медведь явно не собирался останавливаться или поворачивать назад. Кельдерек, поначалу с уверенностью предполагавший, что Шардик вот-вот найдет какую-нибудь пищу, насытится и заснет, никак не ожидал, что зверь, проведший в заточении пять лет и на днях получивший серьезную рану, будет идти без устали, не останавливаясь, чтобы поесть или поспать. Постепенно стало ясно, что Шардиком движет упорная решимость скрыться подальше от Беклы: не задерживаться в пути, пока город не останется далеко позади, и не приближаться к местам обитания человека. Повинуясь инстинкту, зверь повернул в сторону гор и при желании вполне сможет добраться до них за два-три дня. В гористой местности поймать медведя будет трудно: в прошлый раз пришлось заплатить жизнями двух девушек и вдобавок дотла выжечь горный склон с парой деревушек. Но если из Беклы вовремя подоспеет достаточно крупный отряд, возможно, они сумеют заставить Шардика повернуть назад, а потом шумом и факелами загнать в прочный загон или иное замкнутое место, откуда не выбраться. Предприятие опасное, конечно, но независимо от последствий сейчас в первую очередь необходимо преградить Шардику путь к горам. Нужно отправить в город посыльного с сообщением и ждать подмоги.

Когда солнце стало садиться, зелено-коричневые отлогие склоны окрасились сперва в бледно-лиловый цвет, потом в розовато-сиреневый и серый. От травы и кустарника потянуло прохладным влажным запахом. Шмыгавшие под ногами ящерицы исчезли, и маленькие пушистые животные — кролики, мыши, какие-то длиннохвостые прыгающие крысы — начали вылезать из своих нор. Тени смягчились, и на дне мелких лощин понемногу сгущался легкий сумрак, точно поднимаясь из земли. Кельдерек чуть не падал от усталости и изнемогал от боли в раненом бедре. Всецело сосредоточенный на Шардике, он не сразу, а постепенно, как при пробуждении ото сна, услышал приглушенные расстоянием человеческие голоса и мычание коров. А осмотревшись по сторонам, увидел в низине далеко слева деревушку: хижины, деревья, блестящее пятнышко пруда. Он мог бы вообще не заметить селения, ибо приземистые серые и бурые домишки, неправильных очертаний и случайно разбросанные, как деревья или камни, издали казались естественной частью ландшафта. Утомленное внимание Кельдерека привлекли лишь бледные струйки дыма, движение стада и крики ребятишек, гнавших скотину домой.

В пятистах шагах впереди Шардик внезапно остановился и лег прямо на месте, словно окончательно выбившись из сил. Кельдерек подождал, глядя на бледную тень былинки рядом с округлым камешком. Тень достигла камешка, проползла через него, но Шардик все не вставал. Наконец Кельдерек зашагал к деревне, постоянно оглядываясь, чтобы получше запомнить обратную дорогу.

Вскоре он вышел на тропинку, которая привела к скотным загонам на окраине селения. Здесь стоял шум и суматоха: пастушата возбужденно перекрикивались, переругивались, вдруг принимались орать хором, хлестать и тыкать кнутами, метаться взад-вперед, как будто с сотворения мира еще никто ни разу не заводил стадо в загон. Тощие коровы закатывали глаза, пускали слюни, ревели, толкались и клали головы друг другу на спину, теснясь у входов в загоны. Звонко щелкали кнуты, густо пахло свежим навозом, и в воздухе плавала тонкая пыль, поблескивавшая в закатных лучах. Никем не замеченный, Кельдерек остановился и с минуту наблюдал за старой как мир сценой деревенского быта, от которой на душе у него потеплело и повеселело.

Внезапно один из мальчишек увидел незнакомца, пронзительно вскрикнул, указал пальцем и расплакался, испуганно лопоча что-то. Все остальные разом повернулись и уставились на Кельдерека широко раскрытыми глазами; двое или трое попятились, кусая костяшки пальцев. Коровы, предоставленные самим себе, продолжали заходить в загоны уже без всякого принуждения. Кельдерек улыбнулся и подошел к подпаскам, показывая пустые руки.

— Не бойся, — сказал он ближайшему ребенку. — Я простой путник, и мне…

Мальчишка повернулся и опрометью помчался прочь, а следом за ним и вся ватага пустилась наутек и в считаные секунды скрылась между сараями. Озадаченный, Кельдерек зашагал дальше и вскоре оказался среди пыльных лачуг. Вокруг по-прежнему не было ни души. Он остановился и крикнул:

— Я путник из Беклы! Мне нужно поговорить со старейшиной. Где его дом?

Не дождавшись ответа, он подошел к ближайшей двери и заколотил по ней ладонью. Дверь отворил хмурый мужик с увесистой дубинкой в руке.

— Я ортельгиец, капитан бекланской армии, — быстро сказал Кельдерек. — Только попробуй меня тронуть, и от вашей деревни одни головешки останутся.

Где-то в глубине дома сдавленно зарыдала женщина.

— Мы уже оброк отдали, — угрюмо промолвил мужик. — Что вам угодно?

— Где живет старейшина?

Мужик молча указал на хижину побольше, стоявшую поодаль, кивнул и захлопнул дверь.

Старейшина, седой старик с проницательным взглядом, держался с достоинством и говорил со степенной медлительностью, дававшей ему не только возможность составить мнение о собеседнике, но и время хорошенько подумать в ходе разговора. Он с бесстрастной вежливостью приветствовал незнакомца, отдал распоряжения своим женщинам, а пока они хлопотали, подавая гостю сначала воду и полотенце, потом похлебку и вино (от которых Кельдерек не отказался бы, будь они даже в два раза кислее), старик вел осторожные речи о летнем выпасе, ценах на скот, мудрости и неуязвимой силе нынешних правителей Беклы и процветании, принесенном ими стране. Ничто в облике пришлеца не ускользнуло от цепких глаз старейшины: ни ортельгийская наружность, ни запыленное платье, ни изможденный вид, ни перевязанные раны на ноге и руке. Наконец, решив, по всей вероятности, что он уяснил для себя все, что можно, и уклоняться от разговора по делу (в чем бы оно ни состояло) дальше не имеет смысла, старик выжидательно умолк, уставившись на свои руки, сложенные на столе.

— У вас не найдется двух пареньков, чтобы отослать в Беклу? — спросил Кельдерек. — Я хорошо заплачу.

Старейшина еще немного помолчал, подбирая и взвешивая слова, а потом ответил:

— У меня есть счетная бирка, господин, врученная мне губернатором провинции прошлой осенью, когда мы отдали оброк. Сейчас покажу вам.

— Извините, не понял. Вы о чем?

— Деревня у нас маленькая. Наш оброк — две девочки и четыре мальчика каждые три года. Разумеется, мы ежегодно дарим губернатору несколько голов скота — в знак благодарности за то, что он не увеличивает оброк. Мы ничего не должны в ближайшие два с половиной года. У вас есть официальное предписание?