Читать книгу - "Битвы за корону. Прекрасная полячка - Валерий Елманов"

Но такие случаи были единичными, всего два или три, причем поддался я только на Воейкова. Сына боярского Григория Валуева отправили на Болото, то бишь на плаху, хотя за него ходатайствовал князь Трубецкой. Убийце Петра Федоровича Басманова пощады быть не может.

А закончив с арестантами, я ехал на свое подворье, где садился работать над будущими законами, которые надлежало рекомендовать Освященному Земскому собору, когда он соберется. С ними тоже оттягивать не стоило — начало лета не за горами. Но это по вечерам, ибо больше заняться нечем. Увы, но строгая изоляция Мнишковны имела и свою негативную сторону, ибо с Ксенией в отсутствие брата я видеться не мог. Коль вдовствующей царице не положено общаться с мужиками, то незамужней царевне тем паче.

Ох уж эти обычаи!

Нет, зная о том, что я — ее жених, мамки и кормилицы, вновь обступившие мою ненаглядную, возможно, и посмотрели бы сквозь пальцы, если б я попытался нарушить суровые запреты, но… А как мне оправдываться перед Годуновым, когда тот вернется в Москву? Он же перед отъездом, переминаясь от смущения с ноги на ногу, говорил мне, чтоб я потерпел и воздержался от встреч. И ведь не требовал — просил, а это похлеще приказа. Потому и пришлось ограничить себя, действуя в рамках, то есть общение было исключительно словесное: днем она получала от меня грамотку с очередными виршами, а вечером я удостаивался ее ответа.

Отправив же восвояси поляков (наконец-то!), я и вовсе возликовал. Мало того что в столице стало значительно тише, так я приобрел еще и нескольких информаторов. Припомнив рассказ Дмитрия, с кем он договаривался о поддержке, я пару раз в разговорах с Мартином и Юрием Стадницкими вскользь упомянул о короле и его несколько неразумной, на мой взгляд, внутренней политике. Хватило. Поддержали, принявшись излагать свою точку зрения и на его поведение, и на чрезмерную любовь к иезуитам. Выпивки было в достатке, и под конец оба разошлись не на шутку. Впрочем, они и с самого начала не очень-то стеснялись в выражениях в его адрес. «Немой швед», пожалуй, одно из немногих цензурных и деликатных, а остальные вообще стыдно цитировать.

Тогда-то я им и подкинул свой крючок с наживкой. Мол, вы — ребятки горячие, особенно братец ваш, Станислав, который остался в Польше. Не зря его прозвали ланцутским дьяволом. Потому боюсь я за вас, как бы худа не вышло — не любят короли, когда им перечат. Так вы на всякий случай помните — я целиком на вашей стороне. К тому же вы — родня наияснейшей, а потому, если вдруг судьба окажется неблагосклонной к вам, знайте: на Руси остались сочувствующие вам люди, готовые предоставить убежище. И пусть я не очень-то богат, но для друзей у меня всегда настежь распахнуты двери, и мне не жаль поделиться с ними последним куском хлеба. Что же касается более весомой поддержки, то для этого мне надо заранее знать о происходящих событиях. Тогда, если смогу, постараюсь помочь как словом, так и делом. Вот, к примеру, сейчас проходит очередной сейм в Варшаве. Так вы уж сделайте милость, известите, к какому мнению придут господа сенаторы насчет Марии Владимировны и ее королевства.

Пообещали. Насколько они сдержат свое слово — будущее покажет, но шансы есть, и неплохие. Очень уж им не по душе король Сигизмунд.

Часть своих ребят из «Золотого колеса», помогавших мне в качестве тайных лазутчиков в Эстляндии и Лифляндии и приехавших в Москву, я тоже отправил обратно в Краков. Жаль, пришлось оставить в Белокаменной Емелю и Андрея Иванова, но никуда не денешься — слишком сильно засветились в Прибалтике, их могли опознать. Зато — нет худа без добра — я поручил им заняться переводом Литовского статуса и сборника постановлений магдебургского права, привезенного ими же. Учитывая дату на обложке (выпущен всего пять лет назад и с санкции короля, то есть обязательный для всех польских городов), его надлежало перевести в первую очередь. Вполне вероятно, в нем найдется нечто полезное, применимое и к городам Руси.

Одно плохо — уехали не все поляки. Дядя яснейшей, староста красноставский Николай Мнишек, укатил, и сын пана Юрия Николай тоже, но второй сынок, Станислав, остался, а с ним и те, кто входил в его свиту. Более того, людей после массового отъезда ляхов у последнего даже поприбавилось, ибо часть воинов не поехали обратно со своими панами, а перешли к нему на службу. К нему или к пану Юрию. Если судить по книгам Кормовой избы, по которым им выдавали продовольствие, у ясновельможного ныне числилось порядка полутора сотен (прислугу я в этот список не включаю), а у его сына около ста двадцати.

Кормить двести семьдесят дармоедов для Руси труда не составляло, но выгнать их желательно. Сделать это следовало исходя из психологии. Чем больше людей с саблями и пищалями окружает ясновельможного, тем он увереннее. Достаточно посмотреть, как гордо рассекает он на коне, направляясь на загородную прогулку или на охоту, сопровождаемый полусотней, а то и побольше вооруженных людей. А теперь представим, что его окружает куда меньше народу — два, а то и вообще один десяток. Совсем иное дело. Да вдобавок косые взгляды отовсюду. Ох как неуютно жить станет. Глядишь, и сам уедет подобру-поздорову. Пока живой.

Но об изгнании остатков польских жолнеров я не беспокоился — требовалось только время. Один конфликт с московским людом, второй, третий и… далее последует соответствующий ультиматум Мнишкам.

Что до самих конфликтов, то я решил не полагаться на русский народ. Очень уж его поведение похоже на наглухо закрытый — ни щелочки, ни дырочки — котел с водой. Бурлит в нем вода, закипает, а наружу ни единой струйки пара. Зато когда давление дойдет до критического, мало никому не покажется. Даже пословица есть соответствующая: «Терпит брага долго, а через край пойдет — не уймешь». И впрямь не уймешь, ибо рванет брага, и ломанутся они все разом очертя голову, с воплем: «Лучше пропасть, чем терпеть злую напасть». И тогда придется карать не одних поляков, но и своих.

Нет, нам такое ни к чему. Куда проще с помощью тайного спецназа заблаговременно проковырять в этом котле несколько дырочек, спровоцировав два-три малюсеньких локальных столкновения, без привлечения большого количества людей, и потихоньку да помаленьку начать изгонять особо буйных.

И я, собрав старших всех бригад, проинструктировал их, особо упирая на то, чтобы при разбирательстве всем сразу было ясно, кто виноват, а потому зачинщиками непременно должны быть поляки. А вот когда псевдомонах или липовые нищие, купцы или ремесленники удостоятся с их стороны первой плюхи, можно и самим тряхнуть мастерством, но и то не во всю прыть. Лучше дождаться, когда ляхи извлекут сабли из ножен. Однако до смертоубийства и членовредительства не доводить, и вообще кровь пускать умеренно. Словом, вести себя как подобает исключительно законопослушным гражданам: скрутили, прихватили поблизости видоков — и в Разбойный приказ с требованием принять незамедлительные меры.

Ну а коль ляхи решат силой освободить своего товарища — еще лучше. Групповое неповиновение русским законам звучит куда солиднее. Тогда можно и не дожидаться четвертого или пятого инцидента, а сразу ставить перед отцом и сыном Мнишками выбор: либо мы законопатим буйных молодцев далеко-далеко, либо отправляйте их обратно в Речь Посполитую. Всех. И в конце: ну ладно, коль так уж хочется, оставьте при себе с десяток, но, чур, самых тихих и скромных.