Читать книгу - "Битвы за корону. Прекрасная полячка - Валерий Елманов"

Глаза моей травницы округлились. Она покрутила головой и, всплеснув руками, обратилась ко мне:

— То-то ты мне сказывал, княже, будто в казне серебра нетути. Так его там никогда и не будет, ежели за простую ромашку столько серебра отваливать!

— Простую ромашку? — усомнился я.

Петровна, обиженно поджав губы (мол, мне не веришь?!), протянула бутыль. Я осторожно втянул носом запах, доносящийся из горлышка, но он мне ни о чем не говорил, и я переспросил травницу:

— А ты уверена, что это ромашка?

Травница сурово уставилась на меня. В глазах явственно читалось… Ну, короче, нечто нехорошее. Комментарий моих умственных способностей насчет лекарственных растений, с обильным употреблением ненормативной лексики.

— Да верю я тебе, верю, — торопливо произнес я. — Но, может, это какая-то иная ромашка, а?

— Иная и пахнет инако, — отрезала Петровна и, отставив бутыль в сторону, потянулась к другой посудине. С нею она разобралась еще быстрее. — Эвон, молодецкая кровь-трава, — сунула она мне под нос склянку с темной жидкостью. — Ее еще здоровой травой да зельем святого Иоанна[50]кличут.

Я понюхал и, не желая пасть в глазах моей травницы еще ниже, солидно подтвердил:

— Точно, оно самое.

Взгляд Петровны смягчился.

— Енто тоже из заморских земель? — осведомилась она у Аренда и, дождавшись утвердительного ответа: «Из Силезии», заметила: — А к чему его оттуда везть, коль у нас самих его полным-полно? Али лень сапоги топтать да до зелейного ряда на Пожар пройтись? А вот, нюхни-ка… — И я послушно втянул в себя какой-то неприятный запах из третьего флакона. — Это ж…

Спустя полчаса выяснилось, что помимо ромашки с загадочной молодецкой кровь-травой еще десятка три-четыре растений можно запросто насобирать прямо в Подмосковье. Одни — на лугах, другие — близ болот, третьи — подле рек. Более того, кое-какие росли и вовсе рядом с моим подворьем.

И тщетно раскрасневшийся от негодования Клаузенд доказывал ей (но в первую очередь, разумеется, мне), что русский ромашка — тьфу и пфуй, а хуперикум хоть и растет повсюду, но никуда не годен, ибо он есть макулатум, а нужен особый, хуперикум перфоратум, но Петровна лишь досадливо отмахивалась от него, уже не смущаясь обилием латинских названий.

— А хотишь, — пылая негодованием и окончательно забыв про свое первоначальное смущение (а чего смущаться, когда «боги» на полках те же самые, только под другими именами), кипятилась Петровна, — я сама тебе состряпаю настой от тех же болезней, но куда лучше. Ты вон к настою из своей перфы, ежели от бессонницы его готовил, ладанку добавил и отделался. А ведь ежели по уму, то туда надо бы еще и успокойную траву, да гремячку, да егорьево копье…

На Аренда было жалко смотреть. Оно и понятно. Жил себе тихонько, никого не трогал, время от времени передавая единственному на весь приказ подьячему, что именно необходимо купить, да и то ориентируясь на требования государевых медиков, и тут на тебе. Влетает князь с какой-то неистовой фурией, она же гарпия, она же, судя по суровому взгляду, горгона, и все в одночасье летит в тартарары. Непонятно одно — отчего князь с явно иноземной фамилией верит ей, а не ему, дипломированному медику со свидетельством об окончании медицинского факультета Падуанского университета, в котором учились великие умы Санторио и Везалий, Фаллолий и Гарвей, ну и многие другие.

Пытаясь доказать собственную правоту, Клаузенд, нырнув в последнюю из своих комнатушек, приволок целую кучу высохших пучков растений. Оказывается, они хранились у него отдельно, ошибся я. Тряся ими и перечисляя латинские названия, он принялся доказывать, что именно таких на Руси нет, а если и есть, то произрастают они исключительно в диком виде и потому, невзирая на свое сходство с привезенными, никуда не годятся.

У моей травницы на сей счет оказалось иное мнение.

— Да не верю я, будто от того, что енто у вас там плантой прозывается, она иной стала. Трипутник трипутником и останется, как ты его ни назови, верно, княже? — горячо доказывала она, апеллируя ко мне.

Мне было жаль бедолагу Клаузенда, но я согласно кивнул в ответ. Спору нет, скорее всего, этот сухой листок в ее руках действительно где-то там у них в Европах называется плантадо. Но уж он-то и мне хорошо известен. Правда, под другим именем — подорожник, но и ее название весьма близкое.

Петровна же расходилась все сильнее.

— А енто? — И она бесцеремонно вытянула из другого пучка сухую веточку с крупным лилово-сиреневым цветком.

— Пульсатилла паренс, — грустно сказал Аренд.

— Ну какая она пульса? — укоризненно заявила Петровна. — Это ж сон-трава. Я тебе ее чрез месячишко сама сколь хошь наберу. А вон и плакун-траву у тебя зрю. И она у нас растет. А эвон… ну-ка, ну-ка…

— Это хели… — начал было Аренд, но осекся и перевел на русский язык: — Золотой гелиос.

— Ну пущай так он у вас прозывается, — хмыкнула Петровна. — А у нас нечуй-ветер. А еще у нас его кой-где кошачьими лапками кличут, живучкой, неувядкой, бессмертником. И что? Как ни назови, а все равно от одного и того же подсобляет: от нутряных болестей, да раны заживляет. Верно я сказываю?

— Верно, — пролепетал аптекарь.

— То-то, — поучительно сказала моя травница, переводя дыхание, и более благосклонно посмотрела на поверженного врага, уныло взирающего на одну из полок с настоями и сознающего полное и окончательное поражение. А так как лежачих на Руси бить не принято, она великодушно протянула ему руку помощи. — Да ты как-нибудь заглянул бы ко мне, милай, я б тебе еще кой-что подсказала. Может, они тоже в ваших Тюрях растут, да токмо я у тебя отваров из них не зрю, а напрасно — травки-то баские, и при лечбе от них ох какая польза. — И она весело подмигнула своему коллеге.

— И что мне теперь делать? — печально спросил у меня Аренд, демонстративно стараясь не глядеть на невесть откуда появившегося конкурента. — Как я понимаю, у князя ныне есть иной аптекарь, куда лучше меня. Стало быть, я уволен?

Вообще-то так и следовало поступить. Вот только имелась куча «но». И самое первое заключалось в том, что моя Петровна попросту не сможет работать с медиками в связи с незнанием латинских названий трав. Ну и второе — не работают ныне женщины на таких должностях. Да и ни к чему ее совать в приказ. Слишком ответственное дело. Это уже третье «но». Случись что с нерожденным ребенком Марины, который то ли есть, то ли нет, и к гадалке не ходи, чтоб предсказать — всю ответственность лекари свалят на нее. Не из тех компонентов составила отвар, неправильно приготовила настой, не соблюла нужных пропорций, и так далее. Нет уж, пусть травница остается при мне. А вот денежки сэкономить — иное. Тут-то препятствий я не видел, распорядившись:

— Ты не уволен — работай как и раньше. Но травы, которые растут на Руси, больше в Европах закупать не станем. А на будущее надо составить словарик. Для этого я сейчас пришлю тебе подьячего, и ты назовешь ему, что входит в тот или иной настой. Ну и травы перечислишь, которые у тебя остались. А ты, Петровна, принюхивайся, приглядывайся и в свою очередь станешь диктовать Поздееву, как эти травки называются по-нашему, по-русски. И все опознанное тобой отныне мы ни в Силезии, ни в Баварии, ни в Тюрингии закупать не станем, а будем все приобретать…