Читать книгу - "Таганский перекресток - Вадим Панов"

— Ты трахаешь меня, но берешь силой. Не приказываешь. — Девушка выдержала паузу. — Почему?

Мустафа помрачнел:

— Не забывайся.

— У тебя нет перстня!

— Я его найду! — хрипло бросил Батоев.

— Старик тебя обманул! Ты его убил, но не получил перстень!

Зарема звонко рассмеялась. Получила удар по губам, но продолжала смеяться, в упор глядя на злящегося Мустафу. Да и удар оказался не сильным, Батоев отчего-то не хотел делать девушке больно. Ударил, чтобы замолчала.

— Прекрати! — В маленьких глазках Мустафы сверкнуло бешенство. — Заткнись!!

Девушка поняла, что пора остановиться. Пусть Батоев и не имеет над ней полной власти, но сейчас она в его руках, и у Мустафы есть тысяча способов сделать ее существование невыносимым. Зарема перестала смеяться, но продолжила разговор издевательским тоном:

— Что ты теперь собираешься делать, убийца своего дяди?

— Трахать тебя я могу и без перстня, — угрюмо ответил Батоев.

— Но разве ты этого добивался? Тебе нужна вся власть, так?

Мустафа медленно допил вино, поставил бокал на тумбочку, чему-то улыбнулся, глядя на закрывающую окно тяжелую штору, почесал живот и тихо, но ОЧЕНЬ уверенно произнес:

— Все равно, Зарема, все будет так, как я решил. Я добьюсь своего. Меня не остановить.

Улыбка сползла с лица девушки. Если до сих пор она не воспринимала Батоева всерьез, старалась уколоть, ужалить, лаже унизить, если получится, то теперь поняла: перед ней Наполеон. Было в негромком голосе Мустафы столько силы, что старый Ибрагим, не убей его племянник, удавился бы от зависти.

А потом Зарема представила, что он может сделать, и ей стало страшно.

— Если ты продолжишь мне дерзить, тебя будут трахать все мои солдаты. И сейчас, и потом. Всегда. Ты станешь их подстилкой. Они будут плевать тебе в лицо и…

— Не надо. Пожалуйста, не надо.

Батоев кивнул:

— Хорошо, что мы начали понимать друг друга. — Снова почесал живот. — Ты меня обидела, Зарема, постарайся загладить свою вину.

Девушка все поняла, тихонько вздохнула и послушно отбросила в сторону простыню.

— Надеюсь, новости действительно стоят моего беспокойства, — пробурчал Мустафа, открывая дверь кабинета. — Что случилось?

Хасан дождался, пока хозяин усядется в глубокое кресло, чиркнул зажигалкой, помогая Батоеву раскурить сигарету, и с тихой радостью поведал:

— Есть след! Менты нашли свидетеля!

Глаза Мустафы сверкнули.

— Говори.

— Отправляясь на работу, один из жителей домов встретил незнакомого мужчину. Обратил внимание, потому что двор глухой и чужие там бывают крайне редко. Нам повезло: свидетель оказался бывшим гэбистом, а сейчас работает в охранном агентстве, так что мужика он описал досконально.

Батоев выхватил из рук помощника лист бумаги, нетерпеливо пробежал взглядом по строчкам: «…тридцать — тридцать пять лет… темные волосы… нос… одет…» Откинулся на спинку кресла, прищурился:

— Это уже кое-что.

Обычный человек опустил бы в такой ситуации руки: как отыскать в десятимиллионной Москве тридцатилетнего мужчину с темными волосами? Опрашивать каждого встречного? Дать объявление в газету? Но Хасан не даром ел свой хлеб.

— Гэбист сказал, что никогда раньше этого мужика не видел, а направлялся тот к метро. Вывод: или ночевал у подружки, или приезжал по делам. Завтра утром два десятка наших пойдут по окрестным домам и офисам. Фоторобот у нас есть. Уверен, к полудню мы найдем урода.

Хотелось приказать действовать прямо сейчас, немедленно: врываться в квартиры и будить людей, но Мустафа понимал, что надо ждать.

— Хорошо, Хасан, я очень тобой доволен.

Говоря откровенно, вряд ли бы Димка решился искать следы антикварного перстня, не будь у него маленького хобби — история Второй мировой войны. У многих интерес к тому времени проходит. Взрослея, дети забывают рассказы дедов-фронтовиков, старые фильмы начинают восприниматься совсем иначе, нежели раньше, и память о самой большой войне в истории человечества оживает лишь 9 Мая. У Орешкина же детская увлеченность не пропала. Не стала, как это иногда бывает, профессией, но никуда не делась. Димка внимательнейшим образом читал документальные материалы, посещал пару военно-исторических клубов и, бывало, до остервенения вел дискуссии на профильных интернет-форумах. На которых — Орешкин знал это точно — появлялись не только такие же, как он сам, энтузиасты, но и люди с соответствующим образованием. С одним из них, использующим в Сети ник fOff, Димка виртуально подружился и на его помощь рассчитывал.

«Есть тема. Давай в приват[1]».

«Давай».

Приятеля Орешкин отыскал лишь поздним вечером и теперь торопился поделиться информацией, боясь, что тот предложит перенести разговор на завтра.

«Что случилось?»

«У меня есть интересная штука. Хочу, чтобы ты ее посмотрел».

«Что за штука? Документ?»

«Антиквариат».

«Не занимаюсь».

«Мне нужна консультация историка».

«Наследство привалило?»

«Вроде того».

«Пришли на мыло[2]».

Перстень Димка сфотографировал на камеру телефона. Перекачал файл в компьютер, приготовил письмо, и теперь ему оставалось лишь нажать на кнопку.

«Лови!»

«Поймал, — отозвался приятель через некоторое время. — Жди».

fOff не отзывался двадцать минут. Орешкин не отлипал от монитора, нервно курил, проклинал себя за глупую любознательность…

fOff был как всегда краток:

«Откуда дровишки?»

«Наследство».

«Уверен?»

«Скажи, что разузнал, тогда обсудим».

«Такие вещи надо щупать. Возможно — подделка».

«Ты скажи, подо что подделывают?»

«Надпись-то не на арабском, сечешь?»

«Не секу», — честно признался Орешкин.

«Если все так, как я думаю, то твоей „штучке“ на пару тысяч лет больше, чем ты мог бы себе представить».

— Ого! — Димка уважительно посмотрел на перстень. — Когда же тебя сделали?

«Еще какие-нибудь признаки есть?»