Читать книгу - "Среди волков - Дженнифер Линн Барнс"

Почему Бешеный нападал не на взрослых? Может быть, в этом и кроется секрет производства новых волков? Дети могут выжить, а взрослые — нет?

И теперь будет еще больше детей, которые потеряют все ради Большого Злого Волка.

Я оставила размышления на потом. Будь это так просто, альфы давно бы уже обо всем догадались. К тому же, даже если предположить, что Бешеный может изменять взрослых, то, с точки зрения альфы, чем моложе, тем, скорее всего, лучше. Процесс установления господства в Стае, утверждение своей власти среди других вожаков Стай — это все не в один день делается. Для тех, кто живет практически вечно, восемнадцать лет не самый большой срок, чтобы дождаться, когда кто-то повзрослеет. Чем раньше Стая установит над новичком контроль, тем больше влияния она может на него оказать.

Посмотрите на меня.

И я снова подумала о том, что то, что Бешеный сделал с Чейзом, он планировал сделать со мной, когда я была еще ребенком. Где-то в подсознании я всегда знала, что это было не случайное нападение и что монстр пришел в наш дом за мной. А мои родители просто оказались у него на пути.

Выходи, выходи скорей! Где же ты?..

Но почему я? Почему все мы?

Я взглянула в глаза Чейзу и увидела в них себя. С того самого момента, как я услышала его жалобный вой, я нутром поняла, что мы с ним — одно и то же. Я смотрела на Чейза и видела красную пелену его снов… и снов моих. Вспомнила, как инстинктивно включился мой механизм «бей или беги»^[46] — дикое, беспощадное, бескомпромиссное желание выжить, которое я почувствовала и в его, и в своем сознании.

Альфы спрашивали Чейза, как на него напали. Они хотели это знать, потому что надеялись, что он скажет им нечто большее, чем то, что они узнали во время своих предыдущих расследований. Бешеный охотился более десяти лет. За это время некоторые альфы могли о многом догадаться.

Они могли следить за Бешеным, чтобы узнать, как он возрождал к жизни этот едва колеблющийся огонек.

Я не помню того момента, когда мои мысли перешли в устную речь, — мои друзья без проблем понимали все без звука. Их сознание, их мысли — переплетались с моими.

— Может быть, Бешеный каждый раз проделывает это немного по-другому, — догадалась я, и меня обдало волной жара. — Лейк и я… мы раньше искали паттерны. А что, если паттерна нет? А есть просто сам факт, что все волки Вилсона должны были умереть. Что, если секрет вовсе не в нападении?

Никакой магической последовательности. Никакого рецепта, как правильно рвать тело.

— А что, если все дело в жертве?

Чейз и я были — одно и то же.

Мы делали все, что можно, чтобы выбраться из ситуации живыми и невредимыми. Нас загоняли в угол — мы ускользали. Нас ломали — мы со временем выпрямлялись. Мы боролись, мы держались, и в конце концов мы оставались в живых.

Я выросла в Стае оборотней, где все были сильнее меня, и все же до того самого дня с Сорой меня никто не трогал. А на тренировках, когда мне везло, я и сама могла отвесить пару полноценных тумаков взрослому обру. Когда Большой Злой Волк постучался у дверей моих родителей, я знала, что надо убежать и спрятаться. Когда мне ломали ребра, я не долго валялась на земле. Когда я отказалась драться, когда я стала противиться тому состоянию, когда все вокруг покрывается красной пеленой и моя внутренняя ярость вырывается наружу, я вырубилась на три дня. Когда ставки стали высоки и меня попытались подчинить чужой воле — я изменила всю иерархическую структуру в Стае.

Это не было естественным. Это не было нормальным. Это не было по-человечески, и когда я спросила Каллума об этом, он сказал мне, что моя связь со Стаей Стоун Ривер совсем меня не изменила, что я осталась абсолютно той же, какой и была.

Я была той, кто может выдержать нападение в полную силу любого оборотня.

Я была чертовски стойкая.

— Ребята, разве вы этого не поняли? — сказала я, и слова полились у меня изо рта, одно за другим, одно за другим. — Чейз и я… мы были одним и тем же. Мы — не обычные. Мы… — Мне не хотелось произносить слово стойкий вслух, и я быстро покопалась в памяти в поисках подходящей замены. — Мы — живучие. Наши мозги устроены не так, как у других, потому что на угрозы мы реагируем не так, как обычные люди. Если с нами что-то случается, мы деремся. Или убегаем. Дело в том, что, когда становится действительно очень опасно, мы с Чейзом с этим справляемся. И точно так же дети в хижине Вилсона. Их покусали, а они выжили.

Я не могла объяснить, каким образом я получила этот ответ или почему я так сильно верила в его правоту. Наверное, этому могли быть найдены какие-то объяснения. Но я просто верила в это, и поскольку в это верила я, то и три моих друга тоже в это верили.

— Дело не в том, как ты на них нападаешь, — сказала Лейк, подхватывая мою мысль. — Дело в том, на кого ты нападаешь. В этом есть смысл. Если только один из десяти тысяч людей может выжить, а нападения беспорядочны, только одно из десяти тысяч нападений может привести к Чейзу.

— А поскольку обры нападают на людей не так часто…

— Этого не происходит.

Я снова почувствовала Чейза, почувствовала, как волк заворочался под поверхностью его кожи. Но в этот раз он сам приглушил свои инстинкты, заменив их ледяной яростью.

— Если знаешь, на кого напасть, — тихо произнес он, — если можешь выяснить, что позволяет кому-то выжить, и выборочно нападаешь на этих людей…

Охотишься на этих людей, как на животных. Как на добычу. Я поднесла руку к щеке Чейза — мне хотелось прикоснуться к нему, чтобы он знал: я все поняла.

— Если знаешь, на кого нападать, — сказала я, заканчивая его мысль, и у меня на мгновение появилось такое чувство, словно мы были единственными людьми в этой комнате, — то делать новых оборотней на самом деле совсем не трудно.

Мне хотелось знать, как Бешеный находил этих людей — таких, как мы. И я не удивлюсь тому, что альфы, вроде Шея, сделают, если узнают, как находить нас.

Этого не должно случиться.

Бешеный должен умереть, и эта тайна должна умереть вместе с ним. Тогда и только тогда все станет на свои места. Обры перестанут нападать на людей, потому что люди, на которых они будут нападать, не смогут выжить. И пусть лучше новый оборотень будет рождаться один раз в двести лет, чем идти на риск быть пойманным и разоблаченным.

Бешеный должен умереть. Это была вариация одной и той же неотступной мысли, которая месяцами преследовала меня.

— Нам нужен план.

Я, очертя голову бросавшаяся в любое дело, начинала чувствовать себя заезженной пластинкой, повторявшей только три этих коротких слова. К сожалению, на настоящий момент плана у меня не было, поэтому мне пришлось разобрать ситуацию на части.