Читать книгу - "Кошка в сапожках и маркиз Людоед - Ната Лакомка"

Марлен вытянула шею, переводя взгляд с Лиленбрука на мальчиков и обратно. Признаюсь, и я в первую секунду подумала, что поторопилась, решив столкнуть нос к носу деда и внуков. Но вот господин Лиленбрук отдал Марлен золотую монету, а потом достал из кармана ещё два золотых и протянул их мальчишкам.

- С Рождеством, - произнёс он глухо, будто горло ему сдавила неведомая сила.

Младший из Бланкиров первым схватил монету, а потом осмелел и старший.

- Спасибо, сэр, - сказал он, так и не назвав Лиленбрука дедушкой.

- Всего доброго, - буркнул господин Лиленбрук и вышел из гостиной.

Спустя пару секунд хлопнула дверь, и я, запоздало бросившись следом, успела только помахать старику Савё, который выскочил в метель, позабыв цилиндр.

- Подавать жаркое? – спросила Лоис, которая не видела, что произошло в гостиной.

- Подавайте, конечно, - ответила я, разочарованная до глубины души.

В моих мечтах должно было произойти счастливое воссоединение семьи – дедуля плачет от радости, обнимая внуков, потом они едят мой прекрасный примиряющий бисквит, а потом все вместе идут в школу, чтобы обрадовать Саджолену и зажить, наконец, как и подобает семье – в радости, веселье и счастье.

Но всё пошло не по сценарию, и когда я вернулась в гостиную, где Лоис уже накрывала на стол, Огрест смотрел на меня с таким бешенством, что казалось, готов был съесть вместо жаркого и пудинга.

Несмотря на взгляды господина маркграфа, обед прошёл приятно – Марлен болтала без умолку, немного жеманясь и кокетничая, и явно наслаждаясь тем, что мальчишки Бланкиры смотрели на неё, как на фею.

Когда было подано сладкое, от моего бисквита остались только крошки, а от огромного кувшина какао - только воспоминания. Вернее, кувшин остался, но пустой.

- Теперь идите поиграйте, дети, - сказал Огрест с натянутой улыбкой, и Марлен увела своих верных рыцарей в детскую, а Лоис подала нам кофе.

Когда кухарка ушла, я невозмутимо разлила кофе по чашкам и пододвинула одну маркграфу.

- Вы всё просчитали, - сказал он, даже не притронувшись к напитку. – Жозефина взяла выходной, детки припрятаны наверху, и даже Савё приглашён от моего имени…

- Пейте кофе, - коротко сказала я, делая глоток.

- Но вы просчитались, мадемуазель, - повысил Огрест голос. – У вас, вообще, есть хоть какие-то границы? Савё примет это, как оскорбление, и будет прав.

- Ох, кто бы обижался, - фыркнула я.

- Я должен пойти и извиниться перед ним, - маркграф положил руки на стол и посмотрел на чашку кофе почти с отвращением. – Немедленно извинится.

- За что будете извиняться? – мне надоел этот ребячий лепет. – За то, что он в кои-то веки раскошелился на два золотых для собственных внуков?

- Вы не понимаете, что нельзя вмешиваться в чужую жизнь?!

- Если что – напомните месье Лиленбруку его же собственные слова, что иногда надо помогать людям против их воли.

- Что за бред, он не мог такого сказать! – Огрест от души хлопнул ладонью по столу.

Блюдце с чашкой подпрыгнули, и кофе опасно плеснулось.

- Но сказал, - я хотела точно так же хлопнуть ладонью, но вовремя удержалась. Лоис не понравится, если праздничная кружевная скатерть будет испорчена разлитым кофе. - Так что успокойте свою совесть, месье. Дедуле прилетело той же монетой.

- А что за ужас вы устроили в гостиной? – возмутился маркграф, указывая на наряженную метлу, а я тайком выдохнула, понимая, что разговор о Лиленбруке закончен.

- Вы же сэкономили на ёлке, - напомнила я. – Пришлось нарядить то что…

- Что под руку попало! Я помню! – дал он волю гневу.

- Да что с вами? – я сделала ещё один глоток и добавила в чашку сливок и сахара, хотя кофе был в меру сладкий. – По-вашему, кого мне нужно было поставить вместо метлы? Вас? Вы бы не поместились в горшок. Хотя в серебряной канители смотрелись бы неплохо…

- Вы… вы… - он резко поднялся из-за стола, не находя слов от возмущения, а потом выдохнул: – Господи, как я вас ещё терплю?!

И милорд Огрест выскочил из гостиной прежде, чем я успела сказать ещё хоть что-то.

В этот вечер я легла спать рано, но долго не могла уснуть и ворочалась в постели почти до полуночи.

Впервые в Рождество у меня было такое отвратительное настроение, да и совесть тихо царапала когтистыми лапками, как я ни убеждала её и себя, что поступила правильно, и что стыдно должно быть дедушке, который преспокойно смотрел на нищету своих внуков.

Наконец, я задремала, но и сны мне снились неспокойные. Я брела по каким-то подвальным коридорам, натыкалась на ржавые решётки, и искала Марлен. Не понятно, почему она должна была оказаться в этих застенках, но я была уверена, что Марлен здесь. И звала её по имени, слыша, как эхо откликается мне, перекатываясь волной от стены к стене: Марле-ен, Марле-ен…

Я проснулась в полной темноте, потому что свечка то ли прогорела, то ли её загасило сквозняком, и всё ещё слышала стонущее эхо из моих снов.

Нет, это – не эхо…

Спустив ноги с кровати, я забыла надеть туфли и прямо по холодному полу пробежала к двери. Распахнув её, я долго вслушивалась в темноту, но замок Огрестов спал или хорошо охранял свои тайны – больше я не услышала ничего.

Мне вдруг стало жутко и холодно, и я поняла, как замёрзли босые ступни. На цыпочках я отправилась обратно в кровать, но остановилась на полпути. Словно кто-то подтолкнул меня к стене возле окна – я подошла к ней и прижалась ухом, как делала это в своей комнате Марлен. Затаив дыханье и зажмурившись (хотя в этом не было необходимости – в комнате и так было темно), я приникла к холодному камню, и он… ответил мне!..

Далёкий голос звал Марлен – с тоской, с болью, со стонами…

Марле-ен… Марле-ен…

Отшатнувшись, я бросилась к столику, нашарила кремень и кресало, и зажгла свечу только с десятой попытки, потому что руки дрожали.

Когда затеплился огонёк, я немного успокоилась – всё-таки, со светом было не так страшно. Я вернулась к стене и распласталась по ней, прислушиваясь. На этот раз ответом мне была каменная тишина. Больше я не услышала никаких голосов и никаких подозрительных шумов.

Остаток ночи я провела отвратительно – проваливалась в дрёму и сразу же просыпалась, настороженно слушая – не раздадутся ли опять стоны. Потом сворачивалась клубочком, долго лежала без сна и опять начинала дремать, а потом опять просыпалась.

Ничего удивительного, что я проспала и утром открыла глаза лишь тогда, когда Лоис постучала в дверь.

- Принесла вам утренний чай, - сказала она, занося в комнату поднос с чашкой и заварником, - и письмо от Саджолены. Мальчишка-посыльный принёс только что. Он ещё здесь, ждёт – будет ли ответ.