Читать книгу - "Невеста войны. Против «псов-рыцарей» - Наталья Павлищева"

На крыльцо метнулась рослая красивая девушка, вернее, молодая женщина, и застыла, вытаращив глаза:

– Нас… тя… Настя?! Настя!

Двор огласил откровенный визг, Лушка вмиг слетела с крыльца и вцепилась в меня.

– Лушка… какая ты стала… красавица.

Сестра махнула рукой:

– А, ерунда. А мы в Козельске когда были, я тебе там бересту оставила. Настя, столько рассказать надо, столько…

– Я знаю, читала бересту. Луша, Андрей погиб?

Глаза сестрицы остановились, улыбка стерлась с лица:

– Не только Андрей. Илларион с ним вместе, он нас догнал после Козельска. А еще мой сыночек тоже, всего денек и прожил.

– Ты моя бедненькая. – Я прижала Лушку к груди, и мы с ней попросту разревелись в два ручья.

От крыльца послышался голос тетки:

– Шли бы слезы лить в дом, застудитесь.

Я сообразила, что Лушка и впрямь раздета, укрыла ее распахнутым кафтаном и повела на крыльцо.

– Ну, здравствуй.

– Анея…

Как же я была рада видеть строгую тетку!

– Ишь, какая стала… И шрама нет…

Мы пошли в дом, обниматься там.

Немного погодя Тишаня сидел, тараща глаза, и слушал наши рассказы о событиях после Козельска. Кажется, больше всего в жизни он теперь жалел, что посмел даже подумать о том, чтобы ограбить столь заслуженную боевую подругу, как я, но этому же и был больше всего рад. Не вытерпев, он осторожно поинтересовался:

– А ты эта… Настя, и впрямь вот так мечом билась?

– Эта… и впрямь. Побывай в моей шкуре и не то делать научишься.

Одно осталось невыясненным: чем же закончился бой под Сырней и куда девались мы с Вятичем. Кажется, все поняла только Анея, они с Вятичем просто переглянулись, тот кивнул, и все. Но Лушке было все равно, она сидела, прижавшись ко мне, и только вздыхала.

– Вы вместе? – глаза Анеи перекинулись с меня на Вятича и обратно.

Я кивнула:

– Конечно, я без Вятича давно пропала бы.

Тетка рассмеялась, поднявшись с места, чтобы позвать слуг:

– Без него жила бы и жила себе спокойно…

– Ну нет! Я еще должна Батыя убить!

Тетка только знак сделала холопкам, те засуетились сами, а мне ответила с усмешкой:

– Батый в степи, а вы в Новгороде. Что еще удумали?

Вот проницательность, ничего от Анеи Евсеевны не скроешь. Вятич усмехнулся:

– Есть мысль одна…

– Ладно, потом поговорим.

На столе перед потрясенным Тишаней разворачивалась скатерть-самобранка, роль которой выполняли быстрые слуги. Он только успевал переводить взгляд с одного блюда на другое, не веря своим глазам. Мне стало смешно: так-то, дорогой, это тебе не постоялый двор на берегу Ильмень-озера, это застолье с дорогими гостями у боярыни Анеи Евсеевны. Тут было все: большущий поросенок, почти кабан, обложенный яблоками, рыбина, судя по морде – осетр, нарезанная тонкими пластами, видимо, дичина, и птица, и капустка, и грибочки, и каша, от блюда с которой шел пар, и пузатый сосуд, явно не с колодезной водицей…

Две бадейки с икрой… Я не удержалась:

– Икра черная… икра красная… икра заморская баклажанная…

Лушка тут же влезла:

– А что такое баклажан?

Меня понесло:

– Рыба такая. Икру мечет раз в три года, потому икра дорогая.

Вятич только головой покачал, стараясь сдержать улыбку.

– А ты пробовала?

– А как же! Каждый день по банке.

– По чему?

Вот блин, она же понятия не имеет про то, что такое банка.

– Ну, по вот такой бадейке.

– Вкусная?

– Кто?

– Икра вкусная?

Я поморщилась:

– Да так себе.

Лушка со мной категорически не согласилась:

– Ежели такая редкая, значит, вкусная. Ты просто не распробовала.

Под насмешливым взглядом Вятича я была вынуждена согласиться:

– Наверное.

– А где водится эта рыба баклажан?

Не знаю с чего я вдруг ляпнула:

– В Швеции.

Сказала и забыла, а вот Лушка нет. В ее памяти отложилось, что в Швеции водится такая странная рыба – баклажан, которая мечет икру всего раз в три года и, следовательно, является дорогой и малодоступной.

Теперь Тишаня и вовсе не знал, как себя вести, никогда в жизни не едал за таким столом. Вятич прикрикнул на нашего «защитника»:

– А ну садись и ешь, как все! С нами, значит, с нами. Других разносолов не будет, ешь эти.

– Дык… какие ж еще разносолы? – Глаза бедолаги разбегались от выставленного на стол.

– Тишаня, у Анеи Евсеевны всегда так, она у нас боярыня щедрая.

Лучше бы я про боярыню не говорила, потому что парень, кажется, вознамерился и вовсе бухнуться на колени. Остановили только два бешеных взгляда – Вятича и самой Анеи.

– Это что вы за детинушку робкого десятка привезли с собой? Меня, бабу, испугался.

– Да не робкого он, Анея, просто с боярами за столом небось никогда не сиживал. Да, Тишаня?

Тот быстро закивал своей большущей головой.

– Ты привыкай, теперь здесь жить будем, если Анея Евсеевна не погонит. А ты с нами.

Анея усмехнулась:

– А вы Батыя за собой не тащите?

– Нет, мы теперь кое-кем другим займемся. Садись, Тишаня, и ешь, не заставляй меня сердиться.

Конечно, парень привыкал с трудом, но было видно, что такая жизнь ему очень нравится. Не разбаловался бы.

Позже вечером, отправившись посмотреть, как там моя собственная лошадка, я нечаянно услышала, как Тишаня рассказывал Звездочке, что у него нынче не жизнь, а сказка, в которую и поверить трудно. А еще обещал:

– Ежели надо, дак я за них и впрямь жизнь свою отдам или кому горло перегрызу.

Очень хотелось сказать, что не кому, а лучше сразу Батыю, но, не желая выдавать себя, я осторожно скользнула прочь, потому ответа Звездочки не слышала. Наверняка кобыла была с хозяином согласна, потому как раньше овса попросту не видела, в лучшем случае сено, а теперь вон как раздалась на вольных кормах.

Моего спокойствия хватило на два дня. Ровно столько мы с Лушкой рассказывали друг дружке о произошедших за два года событиях. Дольше душа не вынесла, и так бездельничала столько времени, уже руки чесались с кем-нибудь повоевать. Я принялась сначала намекать, а потом и просто требовать от Вятича встретиться с князем Александром.