Читать книгу - "Султан Луны и Звезд - Том Арден"

Амеда и принцесса Бела Дона сидели рядышком на мягком диванчике, ножки которого были вырезаны в форме когтистых лап хищного зверя. Солнечный свет пробивался сквозь узорчатые прорези ставен, и от этого на полу образовывался причудливый, черный с золотом, орнамент. Перед ними мерцали глубины зеркала. Глядя в него, Амеда пристально рассмотрела собственное отражение, затем — отражение принцессы. И она сама, и Бела Дона показались ей одинаково реальными — или одинаково нереальными.

Девочка откинулась на подушки и сладострастно вдохнула приправленный благовониями воздух.

— Горька моя участь, — проговорила принцесса, — ибо заклятие раздвоило меня, и обе мои половинки неполноценны. Будь я настоящей, целой, жизнь моя была бы прекрасна. Из-за жестокой насмешки это не так. Где-то далеко странствует по пустыням моя телесная сущность, и ее жизнь полна опасностей и страха. Я не в силах представить всех ужасов, которые ей грозят, но твердо знаю только одно: если она погибнет, погибну и я. Если уничтожат меня, то и она будет уничтожена. Если ее красота увянет, увянет и моя.

— Как это жестоко! — вскричала Амеда. — Но неужели ничего нельзя поделать?

— Много раз за то время, как на мне лежит злое заклятие, мои отец прибегал к помощи самых искусных врачевателей, самых наимудрейших из мудрецов и самых могущественных чародеев и просил их воссоединить две мои ипостаси. Всякий раз во мне оживала надежда, и всякий раз я думала о том, что наконец явился мой избавитель, но всякий раз надежда оборачивалась отчаянием.

— О, если бы я могла стать этим избавителем!

— Девочка-мальчик, твое страстное желание спасти меня согревает мою душу, как будто ты и впрямь можешь сделать это. Но повторяю: слишком много раз надежды мои рассыпались в прах. Лучше сдержи свой пыл и те слова, что просятся тебе на язык, до тех пор, пока не узнаешь, каким образом на меня было наложено это страшное заклятие и почему.

Амеда стала внимательно слушать, а принцесса повела горький рассказ о том, что произошло много солнцеворотов назад, в день ее помолвки с наследником султана. Когда девушка упомянула о прорицателе, у Амеды чаще забилось сердце. Красавица Бела Дона, ведя свою печальную повесть, забыла обо всем, и Амеда стала для нее столь же нереальной, как принцесса для девочки, а та, сгорбившись и дрожа, прошептала первые строки молитвы прорицателя:

Терон, о вечный бог Священного Огня!

Услышь перед тобой стоящего меня!

Не в силах взор поднять к твоим очам,

Смиренно молит раб твой Эвитам...

Принцесса между тем продолжала:

— О, как все жаждали услышать о моем счастье в то время, когда принц возмужает, а я приду в пору женской зрелости, и он возляжет со мной на брачном ложе! Но все застыли, как каменные, и не в силах были вымолвить ни слова, когда прорицатель отрешился от молитвенного экстаза и издал устрашающий рев. Не радость была в его пророчестве, но тоска, не победа, но проклятие! Ибо прорицатель сказал о том, что мы с принцем никогда не станем супругами и что роду султана не суждено иной судьбы, как уничтожение!

Амеда вся дрожала, как в лихорадочном ознобе. Ею владели стыд и страх. Затем она узнала о том, как в дело вмешался советник султана Симонид, как он уберег ее отца от неминуемой погибели, и о том, как ее отец был изгнан, и о страшной мести, предпринятой им. С изумлением и величайшим волнением услышала она о волшебной лампе, о джинне Джафире — могущественном чародее, который не смог противиться воле ее отца.

— Вот как это случилось, — завершила свой рассказ принцесса, — что на меня было наложено заклятие, и как я стала такой, какой ты теперь видишь меня.

— Нет, — пробормотала Амеда, сокрушенно качая головой, — нет, нет...

На мгновение ей показалось, что она лишилась рассудка. Девочка закрыла глаза и очутилась в беспросветном мраке, готовом поглотить ее. Из предсмертных речей отца Амеда поняла, что он совершил нечто ужасное, но насколько ужасное — этого она не представляла и представить не могла. Она, изо всех сил сдерживая слезы, сжала кулаки.

— Милая, друг мой, — растроганно проговорила принцесса, — как глубоко, как искренне ты мне сострадаешь!