Читать книгу - "Новая жизнь - Ольга Мяхар"

Кладу руку ему на лоб. Горячий. Закрываю глаза и думаю. Система обиженно затихает, не участвуя и не давая использовать весь аналитический аппарат. Она тоже знает свою задачу и свою функцию. Мне никто не поможет. Даже я сама.

— Я не стану его убивать.

Тяжелый вздох духов.

— Надеешься, завтра красиво его остановить и своей смертью вернуть в разумное состояние? — Рёва. Язвительно.

Им тоже трудно, я знаю. Особенно Фефу — подбивать меня на такое.

— Он не человек и уже им не станет, Илечка. — Анрел почти плачет. — Ты не поможешь, даже если…

— Молчи, — резко. С плеча.

Распахиваю глаза. Поворачиваюсь к Рёве.

— О чем?

— Иля…

Беру его в руку и подношу к носу.

— О чем он должен молчать? Что-то можно сделать?

Отворачивается, кусает за палец, царапает коготками и страшно недовольно сверкает рубиновыми глазками.

— Илечка, не надо. — Феф подлетает к руке и пытается разжать пальцы.

Вздыхаю и подношу духа ко лбу.

— Расскажи. Ну пожалуйста. Я должна знать, что не смогу ничего сделать, понимаешь?

Переглядываются. Феф садится на запястье второй руки и огорченно мотает головой.

— Ладно, — Рёва перестает кусать и демонстративно складывает руки на груди. — Но помни: я тебя предупреждал.

Киваю, внимательно на него глядя.

— Его может вытащить только одно: если кто-то намеренно пожертвует своей душой ради него. Тогда дадут еще один шанс.

— Что значит — пожертвует?

Феофан с готовностью объяснил:

— То есть никогда уже не получит тела человека и навсегда останется машиной.

— Или трупом. Если уже человек, — дополнил Рёва, кивая.

Отпускаю, сажусь поудобней и думаю.

— А Гриф тогда станет человеком?

Тяжелый вздох духов.

— Ты не понимаешь, Иля. Если ты отдашь душу за него, твое тело никогда не станет снова человеческим, а останется навсегда обычной машиной. Ты не сможешь им управлять, и душа исчезнет, приблизившись к смерти. Понимаешь? Это даже не самоубийство, это — хуже. У тебя же не будет второго шанса родиться.

— И потом, — Рёва внимательно осмотрел свой хвост и повернулся ко мне, — Ты думаешь, что он бурно обрадуется такой жертве? Да он тебя любит больше жизни! А потому тоже перережет себе… ну, там, горло или вены и сдохнет в муках, ибо один останется.

Угрюмо смотрю на парня, дыхание которого остановится все более и более учащенным. Лицо раскраснелось, по телу иногда проходит дрожь, словно ему холодно, а из пальцев вышли на всю длину немелкие когти.

— А что нужно сделать, чтобы пожертвовать душой? — Шок в глазах духов. — Ну… может, можно смухлевать?

Облегченные выдохи.

— Не, нельзя, — Рёва, со вздохом, — Тут надо, чтобы он взял… к примеру, пистолет и застрелил тебя. Тогда жертва была бы отдана и принята добровольно. И ему бы дали еще один шанс.

— А при этом нельзя ли было бы мою душу куда-нибудь… переместить. Ну там, в игрушку.

— Ага, или в покойника! А что? Побудешь зомбиком, а там что-нибудь придумаем! — в голосе Рёвы нарастала истерика.

Феф осторожно положил руку на его плечо и укоризненно покачал головой.

— Кхе-кхе… Короче, нет! Киваю и встаю. Я все равно попробую.

Полчаса пытались вынуть душу и переселить в какую-то куклу, в ворону (она как раз сдохла на нашем подоконнике, видимо решив, что тут комфортнее всего) и… даже в Рёву. (Он отчаянно сопротивлялся и очень ругался, отказываясь, чтобы в него вселяли что бы то ни было.)

Не получалось. Душа сопротивлялась и выдиралась из рук, а тело угрожало отключиться на неделю, пока не поумнею.

Тогда я взяла столовый нож, вложила его в руки Грифа и угрожающе над ним нависла, направив оружие себе в горло (как еще меня можно убить обычным ножиком — я не очень понимала). Рёва попросил не драматизировать, Феф заламывал ручки.

Короче, ничего у меня не получилось, и я снова села на постель, глядя на пылающее от жара лицо Грифа и на когти, глубоко вошедшие в матрац. Ему было плохо. Очень. И я это видела.

— Рёва, мне больно, — чуть не плача. Вздох.

— Ну что еще, Илечка, я же…

Дух замер и подлетел ко мне. По моим щекам катились слезы, руки тряслись, и я совершенно не понимала, как остановиться.

— Эй, ты чего?

Феф всплеснул руками и куда-то улетел, Иревиль же осторожно поглаживал меня по пальцу и, хмурясь, смотрел в глаза, пытаясь понять, с чего я плачу.

— Ты же не любишь его, Иля.

— Люблю, — упрямо.

Шок.

— С ума сошла? Это он тебя любит, не пута…

— Люблю!

— Ты — машина!

— С душой!

— Какая на хрен душа? Тут гормоны нужны, гор-мо-ны! Адреналин, например. Только они все и дают…

— А я все равно люблю! Вот, смотри, слезы.

— Не капай на меня.

— Отдай палец.

— Успокойся.

— Я настойку принес! — Феф влетел и попытался вбить мне в зубы наперсток с какой-то зеленой жидкостью.

Я отвернулась, все разлили на злого Рёву. Тот психанул и врезал по нам обоим молниями. Феф упал и застонал, Рёва побежал его лечить и извиняться. Его благословили.

Пять минут спустя. Когда все очнулись.

— Так. Еще раз.

На Иревиля больно смотреть, но я упорно продолжаю:

— Я его люблю. Точка. А потому жить без него не смогу. И вообще… — уже тише. — И вообще любовь — не только гормоны и химия. Мне без него… темно будет. Понимаешь? И холодно. Я потеряюсь.

— Не потеряешься, — хмуро. — Мы же здесь.

— Рёва, — Анрел отрицательно покачал головой и посмотрел на меня. — Мы не всегда будем рядом. А только пока…

— Ну да. Только пока она не получит человеческое тело. Но… просто потом мы станем невидимыми, и все, ведь человеческий организм так несовершенен, и вообще…

— Понятно, — что-то мне совсем плохо стало.

Встаю, подхожу к подоконнику, забираюсь на него с ногами и смотрю в окно. Все понятно. Я остаюсь одна. А Гриф умрет…

— Рёва, — анрел. Укоризненно.

— А что опять Рёва? Ты хоть понимаешь… да ну вас! Оба — идиоты и меня тянете. Она же умереть хочет за него, а он без нее жить не станет. А ты — Рёва! — обиженно.

— Ну… — смотрит на меня, — Можно ведь и иначе.

— Ага. Щаз. Так я и дал тебе пожертвовать собой, чтобы вытащить этого охламона. У него был шанс!