Читать книгу - "Душа города - Роберт Линн Асприн"

— Эй, Зип, немедленно прикажи своим бандитам разойтись, или будете иметь дело со мной, с тем, кто будет преследовать вас до самой смерти, а для некоторых моя ярость перейдет по наследству и на потомков.

Зип отозвался ему из тени, в которой все бледные лица выглядели одинаково, а смуглого риггли разглядеть было практически невозможно:

— Попробуй возьми меня, Темпус. Твоей дочке это уже удалось.

Темпус так и поступил, хотя и сделал он это не раньше, чем толпа ринулась вперед, прижав четверку солдат и женщину к стене.

Темпус направил коня в толпу, обнажил свой меч с рукояткой из акульей кожи и принялся рубить направо и налево, сея смерть. Сознание умолкло после того, как Темпус предупредил бандитов, так что жажду крови в нем теперь не сдерживало ничто. Повстанцы валились под его мечом, точно колосья под серпом жнеца, ибо этот меч был освящен богом войны в бесчисленных битвах и был омыт кровью огромного количества людей.

Но когда толпа наконец-то начала разбегаться и больше никто не хватался за его седло, не пытался укусить его или выколоть лошади глаза палкой, когда обладатели кухонных ножей рванули в разные стороны, Темпус понял, что спасение пришло слишком поздно.

Нет, Уэлгрин, с лицом, осунувшимся до такой степени, что Темпус узнал его только по светлым кудрям, остался жив, поскольку был ближе всех к Иллире, провидице С'данзо, которой следовало бы предвидеть все, и он закрывал ее своим телом. Увы, трое других солдат были мертвы: одному проломили череп, второго удушили, а третьего разорвали на куски.

Внимание Темпуса привлекли тем не менее не солдаты, а женщина и ребенок, которых они пытались защитить. Одетая в потяжелевшие от крови юбки С'данзо, Ил-лира качала ребенка и плакала так тихо, что лишь по скорбному выражению лица Уэлгрина Темпус понял, что ребенок наверняка погиб.

— Лиллис, — Уэлгрин сам едва сдерживал слезы, погибла невинная девочка, его племянница, — Лиллис, о боги, нет… она жива, Лира, она жива, поверь мне.

Но даже самые отчаянные мольбы не могли воскресить девочку, и гадалка С'данзо, чьи глаза были мудры, а лицо преждевременно состарилось, узнала Темпуса. Топор, которым зарубили девочку, ранил в живот и мать, и маршал почувствовал тяжесть на сердце.

— Темпус, ты ли это? Верхом на своей прекрасной лошади? — В голосе Иллиры чувствовалось веяние морского бриза, а светлые глаза потемнели от летающей всюду дьявольской пыли. — Следует ли мне предсказать твое будущее, о кровавый повелитель, или же ты предпочтешь не читать письмена на стене?

— Не надо, госпожа, — ответил Темпус и глянул на стену, где на грязных кирпичах горела кровавая надпись. — Не рассказывай мне сказки о Даре, ведь если бы проклятья можно было избежать, у тебя на руках был бы живой ребенок.

Темпус повернул коня и снова направился к верфи и Главной дороге, заставив себя сосредоточиться перед предстоящей аудиенцией у Терона, гоня мысли прочь от кровавой надписи на стене позади женщины.

«Чума на наших душах, а не в нашей судьбе. Да здравствуют илсиги! Смерть ведьмам и жрецам!»

Идея показалась ему хорошей, но Темпус не мог поддержать бунтовщиков, поскольку заключил договор с магией ради спасения своих солдат и помирился с богами ради спасения души.

Да и сам исчезнуть Темпус не мог. Временами ему приходила в голову мысль, что даже если его каким-то образом съедят рыбы или порубят на мелкие куски, то существует немалый процент того, что все его части снова соберутся вместе или, что еще хуже, — из каждой частички восстанет целый человек.

Жить вечно в регенерирующем теле не самое хорошее состояние, но Темпус и слышать не хотел о том, что его можно многократно воспроизвести. Вот почему Темпус подавил в себе желание присоединиться к бунтовщикам и выяснить, а правда ли то, что армия, за которую он сражается, непобедима.

Он был связан клятвой Терону, молчаливым торжественным соглашением с некроманткой Ишад, пактами с Буреносцем и Энлилем, который стал покровителем армий с тех пор, как Вашанка ушел в другое измерение. Темпус успел даже провести время с Матерью-Богиней рыбоглазых, в результате чего выяснил, что страсть Матери Бей ничуть не уступает по накалу северным божествам.

Вот почему только он один, лично знакомый со многими участниками событий и могущий на равных общаться с небожителями, был способен умиротворить небеса через земные воплощения богов и земных правителей, проводивших волю своих богов.

Выполнению этой задачи ничуть не помогала, а, наоборот, только мешала предстоящая женитьба Кадакитиса на правительнице бейсибцев, правда, из-за прибытия Терона приготовления к ней были на время отложены, а обстановка в городе такова, что люди губили свои души в Аду, встречаясь с силами, которых не понимали.

Темпус решил, что его не волнует судьба города, главное — выполнить свои задачи: защитить души пасынков и тех, кто его любит, сохранить постоянство там, где оно было достигнуто, пусть даже среди магов и некромантов, и очистить, насколько возможно, свое сознание перед отъездом на север

Правда, до отъезда ему необходимо было повидать Нико, выполнить то, что посоветовал ему Абарсис, и завершить множество других начинаний.

Необходимо избавиться от этого трижды проклятого огненного столпа, который с новой силой засиял над городом, разбрасывая огненные шары и отражая летящие к нему молнии в море, где начинался шторм. И избавиться раньше, чем разразится буря.

Если шторм начнется в самый разгар этого хаоса, сила Джихан восстановится и он навечно окажется связанным с ней, в то время как сейчас у него был шанс ускользнуть от нее и дать возможность ее отцу, могучему Буреносцу, сдержать слово и подыскать Джихан другого любовника.

Темпус спешил и перевел Треса в галоп, направляясь к верфям, где штандарт с ранканским львом реял на ветру, предвещавшим начало бури.

Чувствуя запах моря и читая мысли Темпуса, Трес довольно фыркнул, словно чувствовал, что скоро хозяин освободится от Джихан.

Если шторм прибьет к земле пыль вместе с остатками нисийской магии, эта проблема отпадет сама собой.

* * *

Впервые Крит был благодарен колдовской погоде, которая сделала Санктуарий более зачумленным, нежели того могли добиться воюющие стороны.

«Вытащить Страта» вовсе не представлялось для него увеселительной прогулкой, но Крит не спорил с тем, что это должен был сделать именно он, и никто другой. Туз был его партнером, их души были слишком тесно связаны, чтобы он позволил Страту умереть, безотносительно, к какой ведьме в руки тот угодил.

Страт не умрет в огне горящего дома, который на самом деле только сияет странным огнем.

Здравый смысл не подсказал ему ничего другого, как только идти туда, где теперь волны горячего воздуха лизали его лицо, несмотря на то что он то и дело смачивал его. Глядя на дымоход в надежде выработать более четкий план действий, Крит припомнил, что клятва Священного Союза не делает различий между естественным и магическим огнем, и Крит был готов бороться за Страта, пока смерть не разлучит их.