Читать книгу - "Солдаты далекой Империи - Максим Хорсун"

Несомненно, высшие силы (не хочу говорить — Бог, боюсь так говорить!) наделили меня двумя талантами: спасать жизнь и отнимать жизнь. Одна выпущенная мною пуля сбрила Карпу часть черепа, а вторая вошла под подбородок. Жить Дудкину оставалось пять минут, не больше. И за это время ему суждено прочувствовать на своей шкуре такие муки, что ожидающий за порогом небытия ад покажется местом не более пугающим, чем лавка таксидермиста после захода солнца. Карпа вдруг выгнуло дугой, он с натугой засипел, закашлял, и сквозь эти звуки я услышал нечеткое:

— Я… дома… Маруся… ставь самовар…

Таковы были последние слова Карпа Дудкина, вождя «троглодитов», нашего первого учителя здесь, на Марсе; человека, отвернувшегося от своей человечности. Как говорится, променявший первородство на чечевичную похлебку.

И все же Карпу удалось достичь соглашения с «хозяевами»! Интересно… узнать бы как! Жаль, что из этого «без пяти минут покойника» не вытянуть ни одного вразумительного слова.

Или (всякое может быть!) Карпу только показалось, что он договорился с «хозяевами»? Кто знает, какими средствами воздействия на человеческое сознание обладают лохматые бестии.

Я поймал себя на том, что продолжаю мертвой хваткой сжимать рукоять револьвера. А пистолет-то стал липким от крови, скользким… В какой-то момент отчаянно захотелось зашвырнуть его за скалы. Но в барабане остались три патрона, значит, придется сказать оружию «Прощай!» чуть позже.

Тем временем пальба прекратилась. Совсем. Замолкли пулеметы и винтовки, неслышно стало (что весьма странно) криков и вообще человеческих голосов. Если бы не гул пламени, бушующего на рострах «Кречета», и не ритмичное уханье, доносящееся из рухнувшего на ходовую рубку летуна, можно было бы сказать: мол, «воцарилась тишина».

Второй летун примостился перед орудийной башней главного калибра на носу броненосца — так, бывает, муха способна пристроиться на носу у спящего человека. Жаль, что в башне, видимо, никого не оказалось. Жахнуть бы тогда из обоих стволов, чтоб от последней летающей машины остались рожки да ножки…

Прижавшись спиной к скале, я наблюдал за летуном. Происходящее на палубе было скрыто от моего взора. Оставалось только строить предположения одно другого краше. Лезть, очертя голову, по штормтрапу на броненосец я, признаться, не решался.

Время текло неспешной водицей. Туман наконец поредел и развеялся. Лишь иногда густой дым накатывал на скалы, скрывая их очертания. Стало видно обложенное иссиня-черными тучами небо с водянистым пятаком солнца, цепляющимся за зенит. Тучи плыли с севера на юг: тяжелые, неповоротливые, готовые разразиться то ли градом, то ли снегом.

Что же, черт возьми, происходит на палубе?

С превеликой осторожностью я поднял оружие «хозяев». Рог — легкий и гладкий на ощупь — казался вылитым из стекла. На его широком конце нашлось щелевидное отверстие. Как я ни старался, но приладить оружие к руке мне не удалось. Кроме того, я не нашел ничего похожего на спусковой крючок. Золотистые искорки метались, запертые внутри смертоносного конуса, но каким образом сделать так, чтобы они выплеснулись наружу огненной дугой — ума не приложу!

Наконец летун отчалил. Сделал прощальный круг над горящим броненосцем и неспешно поплыл на север. Я же стремглав кинулся к ближайшему штормтрапу.

На «Кречете» горели тенты и леера, вельботы и шлюпбалки, даже деревянный настил палубы… В общем, горело все то, что перед сражением команда либо выбрасывала за борт, либо прятала в трюмы. С ростров сыпались малиновые искры, то и дело меня с головой накрывала волна смолянистого жара.

В то же время от холода стучали зубы. И был это какой-то нервический, внутренний холод. Тяжелое предчувствие поселило в душе зимнюю стужу. Я брел вслепую через клубы дыма; меньше всего на свете мне хотелось бы наступить на чье-нибудь тело.

Действительно, покойники попались не раз и не два. Но было их куда меньше, чем я предполагал.

Вот я уже возле носового шпиля.

Здесь дышалось легче: ветер уносил дым к корме. Я увидел, что походная церквушка, развернутая ранним утром отцом Савватием, развалилась, как карточный домик. Скорее всего, ее раздавил при посадке летун. Сам священник лежал рядом с переносным алтарем, уткнувшись лицом в палубу. Его широкая спина была изуверски посечена осколками. Трупы, трупы… Семеро, кажется, наши, четверо — уж точно субчики Карпа. Ха! Размен, учитывая сопутствующие обстоятельства, весьма красноречивый.

Двое раненых: один любуется полетом ангелов на небе, из обширной раны на груди льется сизый дым. Второй извивается по палубе, зажав зубами край воротника. Правой ноги у него нет по щиколотку. Обрубок волочится следом за моряком, соединенный с культей полоской кожи.

Я прошел мимо первого и мимо второго. Меня одолевали тягостные думы.

Куда подевались остальные? Если «хозяева» их убили, то где тогда тела? Не могли же они испариться?

Или «хозяева» погрузили людей внутрь летающей машины? Нет, летуны, атаковавшие броненосец, были куда меньше тех, на которых нам приходилось летать в качестве живого груза. Насколько я мог судить, в уцелевшее после боя воздушное судно пятьдесят человек (это вместе с «троглодитами») попросту бы не поместились.

Что здесь произошло? Увижу ли я когда-нибудь… Галину?

Боже милосердный, за что?

Где они: где Галя, где Северский? Где матросы? Неужели они все исчезли? Неужели на «Кречете» остались лишь я да двое раненых, один из которых вот-вот испустит дух?

Хотелось задрать голову к темным небесам и завыть по-волчьи. Не передать… нет, не описать словами боль, которую мне довелось испытать в тот момент.

Маленькое зеленое пятнышко понеслось над палубой, подхваченное порывом ледяного ветра. Взлетело на высоту покореженных марсов, затем плавно скользнуло вниз, завертелось среди нанесенного песка, мокрого от пролитой крови. Я наклонился и поднял мохнатый лист. Повертел его в пальцах, недоумевая, каким образом он мог здесь объявиться. Это же — дикая малина… Откуда?

«Быть может, их всех вернули на Землю?» — мысленно схватился я за соломинку.

«Бред! — ударил самого себя по рукам. — Стали бы „хозяева“ обходиться честь по чести с бывшими рабами, точнее, с бывшим рабочим скотом! Вернуть на Землю… Земля… А если они на самом деле… Одним махом отправили всех, кто мог стоять на ногах, на Землю? Ведь на палубе остались только трупы да двое раненых, которые наверняка были без сознания…»

Стоп! О каком возвращении может идти речь, если «хозяева» даже не знают, где находится Земля! Легче поверить, что они забросили людей за Магеллановы облака.

Я смял малиновый лист в кулаке и сунул его в карман брюк.

…И все-таки я надеюсь, что Галя вновь оказалась на Земле. Я знаю — глупо тешиться подобными мыслями и… тем не менее! Закрываю глаза и вижу ее: вот сейчас она дышит воздухом, наполненным запахом трав и лесов, вот она видит пасущиеся на лугах стада, блеск солнца в речных водах… Пусть она вернется в лоно цивилизации: в шумный город ли с электрическими огнями, в тихую деревню ли у черта на куличках — не имеет значения. Пусть она найдет себе место среди людей. Среди людей, не познавших ужаса и тягот существования в бесплодных долинах Марса, людей, незнакомых с тем, что такое жить под властью «хозяев» с других планет, под дланью богов-насекомых. Пусть ее дитя появится на свет вдали от этого кошмара… Я надеюсь, что все произошло именно так.