Читать книгу - "Солдаты далекой Империи - Максим Хорсун"

И вообще, сегодня я готовился идти под венец, а не умирать! Карп со своей сворой пожаловал в очень неудачное время!

Пока суд да дело, остальные были уже у борта «Кречета». Я услышал, как обиженно взвизгнул Пилингс. Беднягу музыканта хладнокровно прикончили те, кому своим юношеским сердцем он так жаждал помочь.

— Да что же вы делаете?! — возмутился я, порываясь броситься на Карпа с кулаками.

«Мускул» отпихнул меня, вложив в это нехитрое движение всю свою дюжую силу. Я врезался спиной в скалу. Зашипел от боли и беспомощности. Оставалось только надеяться, что отряд Купелина, дойдя до каньона, где работают пресловутые машины «хозяев», станет действовать так же решительно, так же четко и беспощадно.

На «Кречете» вскрик Пилингса услышали тоже. Кто-то хохотнул:

— Яшка! Чего пищишь, кучерявый ты наш? Кайло на ногу обронил?

А штормтрапы уже скрипели вовсю. Лихая братия прытко пересчитывала ступеньки руками и ногами. Захват броненосца шел как по нотам. В басовое тремоло напряженного безмолвия врезалось глиссандо заходящих на посадку летунов. И тут на «Кречете» всем стало не до шуток.

Залязгали, сея свинец, установленные на марсах «максимы». Ожила, не прошло и минуты, вторая пара пулеметов, один из которых стоял на центральном мостике, а второй — на заднем. В те секунды наши бойцы как один глядели на небо — на пробивающиеся сквозь туман огни летающих машин. Когда по палубе загрохотали сапоги вооруженных чужепланетным оружием убийц в матросских форменках, этого не ожидал никто…

На «Кречете» началась форменная резня. Оружие «хозяев» разило беззвучно, я видел лишь алые отблески выстрелов, озаряющие осточертевший туман. Потом все-таки раздалась вялая ружейная пальба — я-то боялся, что моряки полягут, не успев сделать ни одного выстрела. Но… как бы не так! Балтийцы задешево отдавать свои жизни не пожелали.

Послышался отчаянный женский крик. Я покрылся с ног до головы «гусиной кожей». Сжал челюсти с такой силой, что на зубах полопалась эмаль.

«Мускул» с шумом втянул носом воздух:

— Бабы! — констатировал он с предвкушением.

— Карп! — взмолился я. — Останови это безумие! — А затем завопил, дав волю чувствам: — Ты что?! Против кого пошел?! Басурман!!!

— Помолчи, доктор, коли жизнь дорога! — повторил вождь «троглодитов». Он высунулся из-за скалы, поглядел на озаряемый вспышками броненосец и быстро втянул голову обратно. — Если кто останется жив, всех заберем с собой. В наш мир, доктор, домой заберем. И тебя заберем. Ты мужик хороший, будешь лечить господ и дальше, нечего здесь тебе пропадать…

Из его бормотания я не понял решительно ни единого слова.

— Что вы делаете, Карп? — простонал, силясь повернуться и посмотреть, что же творится на «Кречете»; вот только «мускул» крепко держал за плечо, пресекая в корне попытки своевольничать. — Думаете, «хозяева» станут с вами нянькаться? — заорал, брызгая «мускулу» в лицо слюной. — Да вас следом же пустят в расход! Помянете мои слова!

— Они обещали вернуть нас домой, — упрямо наклонил голову Карп. — Понимаешь: домой! Домой!

— Домой-домой! — передразнил я. — Такой ценой ты попадешь разве что в пекло, а не домой! Иуда!!!

— Мы заберем всех, кого сможем! — Карп содрал с лица корсарскую повязку, оголив червоточину пустой глазницы. — Они обещали!

Первый акт драмы закончился, и тут же, без какого-либо антракта, без передышки и перекура начался второй акт. Я полагал, что летуны, выполнив отвлекающий маневр, уберутся восвояси. Но машины «хозяев» двинули на посадку, заходя на броненосец с носа. В какой-то миг я их увидел: три изящных силуэта, они летели кильватерной колонной сквозь луч боевого фонаря «Кречета». Точно рыбацкие шаланды, ползущие на свет маяка.

С марса грот-мачты грянула пулеметная очередь. Первый летун качнулся, принимая в себя свинцовый рой, и в следующий миг в воздухе развернула щупальца каракатица взрыва. На скалы хлынул град из раскаленных обломков. Загрохотало и завизжало вокруг.

Карп и «мускул» присели, прикрывая головы руками… и я понял, что время моего выхода на сцену настало.

Нет, я не ударил «мускула» коленом в лицо, хотя достать его таким образом было как никогда удобно. Я не попытался отнять чужепланетное оружие у Карпа; нетрудно догадаться, кто бы оказался сверху в той борьбе. Я тоже присел… затем заорал благим матом, судорожно шаря руками по пояснице. Да-да, по пояснице — все нужно было сделать естественно, быстро и без ошибок.

— Что стряслось? — Бровь над единственным глазом Карпа округлилась. — Ранило, поди?

Я затряс головой, не прекращая скрежетать потрескавшимися зубами, будто одержимый. «Мускул» взял меня за локоть и стал поднимать на ноги. «Стрелялку» он, растяпа, держал острым концом вверх. О том, что и у меня может сыскаться оружие, эти двое, похоже, не подозревали. Действительно, зачем доброму доктору пистолет? Единственное зло, которое способен причинить эскулап-простачок, — разве что промахнуться иглой шприца мимо вены. Я сжал рукоять револьвера. Сейчас они на своих шкурах испытают, на что способен доведенный до отчаяния русский интеллигент!

Вот оно! Понеслась душа в рай!

Я выдернул пистолет из-за пояса. Ткнул вороненым стволом в твердокаменный живот «мускула» и спустил курок. Звук выстрела утонул в мягких тканях «троглодита», затерялся на фоне стрекота пулеметов. Даже Карп, казалось, не взял в толк, что произошло с его немногословной «правой рукой». На бородатом лице возникло вопросительное выражение — предполагаю, в тот момент он собирался спросить: что, мол, и тебя зацепило, поди?

Я без жалости вдавил ствол револьвера в рану на животе «мускула» и еще дважды нажал на спусковой крючок. Обе пули прошли сквозь тело обреченного навылет и нашли Карпа. Вождь «троглодитов» упал навзничь; рядом свалился, скрутившись в позе эмбриона, перхающий кровью «мускул». Я вышиб оружие «хозяев» из их рук, отбросил от греха подальше.

А над «Кречетом» в этот момент било ключом светопреставление. На моих глазах оба уцелевших летуна извергли из себя вытянутые языки лилового пламени. Грот-мачта броненосца сейчас же согнулась посредине, будто сверху на нее упал непомерный груз, а стальная коробка Марса вдруг оплыла, точно оставленная на солнцепеке головка сыра. Лиловые языки беззвучно и с животной алчностью облизали ростры; все, с чем они соприкасались, охватывало дымное пламя. Горела даже краска, покрывающая броню надстроек.

Потом что-то бабахнуло, и один из летунов стал выделывать в воздухе живописные кренделя. Через миг он зацепился плоскостью крыла за грот-мачту и со звуком, похожим на стон великана, обрушился на ходовую рубку броненосца. Грохот от падения летающей машины слился с воплем, исторгнутым одновременно множеством людей.

Карп пошевелился, тряхнул пропитавшейся кровью бородой. Приподнял руки и начал перебирать пальцами в воздухе, словно намереваясь поймать что-то невидимое мне. Я склонился над раненым: вождь «троглодитов» глядел на клубы дыма в небесах пустым, рыбьим взором.