Читать книгу - "Путешествие на восток - Кирилл Клеванский"

— И, разумеется, вы кидали монетку, — закончил я.

— Понятное дело, — кивнул Руст.

Я из последних сил старался не засмеяться.

— Все тот же рагосский золотой?

Теперь уже кивал немного настороженный Пило. Тут уж я не выдержал и засмеялся в голос.

— Чего зубоскалишь? — прищурился Младший.

— Вот скажи мне, дружище, сколько ты знаешь Старшего?

— Дай-ка подумать… — Товарищ сделал вид, что задумался. — Надо полагать — всю свою жизнь.

— А ты, Щуплый?

— Семь или восемь лет.

— И вы хотите сказать, что за это время так и не заметили, что золотник всегда гербом вниз падает? — победно усмехнулся я.

— Ч-ч-чег-го? — Приятно видеть, что некоторые люди не меняются. Черточка Руста — заикаться, когда волнуется, никуда не исчезла.

— Того. Жребий у командира меченый! — добил я.

Друзья выпали в осадок, а потом каждый разразился гневной тирадой. В общем, если бы хоть половина из страшных проклятий сбылась, брата Пило можно было бы выставлять в качестве экспоната в Кунсткамере. Имел бы ошеломительный успех, как неведомая зверюшка, до боли похожая на помесь ишака, свиньи и трехногого человека.

— Ну ничего, — рычал Пило. — Он у меня еще попляшет. Я тут места себе не нахожу, жинка через два сезона рожать должна, а он такие фортели кидает. Шутник недорезанный!

— А кого ждете? — поинтересовался я.

— Как — кого? — удивился друг. — Конечно, парня.

— Ну а если дочка? — усмехнулся Руст.

— Упаси меня светлые боги от такой кары! — Младший осенил себя священной звездой и сложил ладони лодочкой.

Мы весело и беззаботно рассмеялись. Будто и не было почти полутора лет расставаний. Казалось, лишь вчера мы все вместе пили в походном шатре и обсуждали будущую вылазку куда-нибудь в тыл.

— Ну ладненько… — Пило снова прищурился. Ну вот как всегда: только зайдет речь о чем-нибудь, задевающем Младшего, как он тут же перекинет стрелки. — Зануда, ты вот нам скажи, как такой убежденный холостяк, как ты, умудрился обраслетиться?

— Не представляешь, — тяжко вздохнул я. — Иду по дороге, а там лягушка. Думал мимо пройти, а она как квакнет! «Добрый путник, — говорит, — ты меня поцелуй, а я в прекрасную девушку обращусь, любить буду, греть постель по ночам и готовить вкусные обеды». Я сжалился над бедной, поцеловал. А что, я человек рисковый, еще и не на такое способен, ну да вы сами знаете. Вот только обманула меня зеленая. Красота-то, конечно, да, в наличии, но любви не предвидится. Сплю на холодной земле, а питаюсь подножным кормом. Жуть, одним словом.

— Академия дурно повлияла на твое и без того отсутствующее чувство юмора, — заявил Щуплый. — Как не умел байки травить, так и не научился.

— Зато другому научился, — обиделся я. — Как жахну твою юморную головушку шариком огненным, так сразу всем весело станет.

— А меня нельзя.

— С какой это стати?

— У меня жинка тоже малого ждет, — счастливо улыбнулся Руст. — Не оставишь же малютку сироткой.

— Не оставлю. Но вот какое-нибудь проклятие наложу, всю жизнь будешь задом наперед ходить.

— Хорош бодаться, — хмыкнул Пило, пресекая нашу пикировку. Пользуется привилегиями бывшего командира, так и тянет честь отдать. — Отложим пока браслетную тему. Рассказывай, что в Академии было. А то если ты про волшебниц не обмолвишься, Щуплый нам все уши проест.

Руст сделал вид, что глубоко обижен и унижен такой характеристикой. В отместку он выхватил у друга бутылку винного опохмела из рук, допил и выбросил в море. Предварительно оглянувшись, дабы этот финт не заметил ни один пират. У них мусор в море бросать — наидурнейшая примета.

— Да ничего особенного, — пожал я плечами. — Разве что благородных — словно муравьев. Куда ни плюнь — либо дворянчик, либо аристократ недобитый. От их раздутого эго там настолько тесно, что по стеночке ходить приходится. Есть, конечно, нормальные, я с такими даже познакомиться поближе успел. Ну и нашего брата хватает, примерно каждый десятый и тридцатый. Правда, забитые там все, затюканные донельзя. Поперек высокого слова ничего сказать не могут. Атмосфера, короче, не учебная и до боли поганая.

— Ну а волшебницы, волшебницы-то как? — Да, этот никогда не изменится. Даже жена ему нипочем.

— Да бабы как бабы, простите мой эльфийский. Вообще разницы никакой. Ну это в обычной жизни… — Я сделал драматичную паузу. Пило придвинулся ближе, а Руст закусил губу. — А про горизонтальную плоскость ничего сказать не могу. Каюсь, был в доску пьян, после вечеринки ничего не запомнил.

Раздался всеобщий печальный выдох. Младший удрученно покачал головой, а Щуплый выругался сквозь зубы. На этот раз в качестве экспоната уже мог бы выступать я. Боцман же в это время лихо хлопнул по спине проигравшегося матроса. Тот от такого выражения чувств чуть палубу носом не пробил.

— Может, кстати, покажешь этот свой шарик огненный? — вдруг очнулся Пило.

— Извини, в другой раз, — с деланой грустью ответил я. — Я же маг действительно не очень, если смагичить что-нибудь такое большое, то потом весь день как дохлый скилс ходить буду.

— Н-да, — протянул Руст. — Не выйдет из тебя, брат, командир магических рыцарей.

— Только если магических кухарок, — поддакнул Младший.

Я беззлобно ткнул его кулаком в плечо, тот поморщился и попытался дотянуться до моей скулы, но Щуплый отвесил командиру смачный пинок. Младший что-то прошипел, потирая пораженные места, и сплюнул в море.

— Если честно, — продолжил я разговор, — я не очень-то и стремлюсь воевать с помощью магии.

— Боевой маг — пацифист? — удивился Пило.

— Слова какие умные знаешь, — процедил я. — Пацифист… Если бы ты меня еще и альтруистом обозвал, нос бы сломал. Да нет. Дело в другом. Я тут кое-какими исследованиями занимаюсь. Не могу сказать, что удачно, но кое-что мне стало понятно. И от этого понимания волшебство открылось мне под другим ракурсом. Сейчас мне все чаще стало казаться, что магия не предназначена для сражений. Скажу более: сражаться с помощью волшебства — это все равно что фарфором крепостные ворота прошибать.

— А для чего, по-твоему, тогда нужны маги? — усмехнулся Руст. — В башнях сидеть и звезды лицезреть? Или там, не знаю, над деревенскими грядками дождик вызывать? Тебе повезло, что Нейлы рядом нет, или носы била бы уже она.

Я на некоторое время задумался, собирая разрозненные мысли хоть в какое-нибудь подобие кучки.

— Не знаю, — ответил я. — Может, и для этого, а может, и для другого… Во! Придумал! Вот ты представь. Человеку в старости самому ходить сложно, и он пользуется тростью или посохом. Для него это как третья нога. А теперь представь, что мир, то бишь Ангадор, уже родился старым, и магия была ему дана как третья нога, для помощи. И если человек стареет и ему все больше нужен посох, то мир, наоборот, молодеет и в магии пропадает надобность. Да, именно так! — Я сам поразился своему открытию, а друзья смотрели на меня с легким прищуром. — Все наши волшебники замечают, что магия ослабевает, а знаний прибавляется. Взять хотя бы изобретение плуга два века назад или недавний взрыв, когда магистрат ставил опыты над паровой машиной. Да, магия — всего лишь трость, на которую все дружно опирались. А сейчас, сейчас она уже почти без надобности. Да и вообще, мне кажется, с волшебством люди никогда не дотянутся до звезд, а без него звезды станут всего лишь ступенькой на пути к чему-то необъяснимо большему.