Читать книгу - "Стальной рассвет. Пески забвения - Сергей Лобанов"

Барон в полном боевом облачении величаво возвышался на троне.

Ходатаи низко поклонились ему.

Затем рослый детина, видимо из кузнецов, тиская в руках шапку, заговорил сипловатым голосом:

— Моё почтение, милорд. Дозвольте слово молвить.

— Говори, человек, — ответил по-колмадорийски Тувлер, повелительно кивнув.

— Порешили мы на сходе, что пора вам и дворянам вашим восвояси подаваться, добром пока предлагаем. Хоть и еретик вы, милорд — детина дерзко взглянул на Сиурда, а тот лишь насмешливо дёрнул уголком рта, подавляя говорившего властным взглядом серых глаз — но известно нам благородство ваше. Не преклонили вы колена перед своим молодым королём, и не позволили энгортам дойти до Пиерона, пригрозив им достойно. Но и вы, и дворяне ваши чужие здесь, хоть и властвуете уже более двадцати лет, хоть и платит народ дань вам. Да кончилось это время. Теперь у колмадорийцев есть властитель — наш будущий король, сын Атуала Третьего.

Чтобы сгладить резкие слова кузнеца, к Сиурду обратился согбенный годами и трудом костлявый белобородый, но ещё крепкий старик.

Он с поклоном сказал:

— Дозвольте и мне слово молвить, ваша милость.

Барон кивнул.

— Не гневитесь на товарища моего. Прям он в словах и резок, как молотом бьёт. Известно нам, что вы войско надумали собирать на короля своего неразумного, уж простите мне слова такие против вашего монарха, но молва людская доносит слухи о том, каков он. Не пойдут за вами колмадорийцы ни по доброй воле, ни за деньги, ни по принуждению. Кабы это было до появления сына Атуала Третьего, то многие бы охотно поддержали вас, ваша милость, против ненавистных нам, чего уж таить ведомое, соотечественников ваших. Однако время упущено. Уезжайте с миром, пока наследник с войском не подошёл к Пиерону. Уезжайте, ваша милость, и волю свою объявите другим аджеронам, чтобы уходили с вами.

Старик замолчал.

— Кто ещё говорить хочет? — пророкотал Сиурд, с высоты трона тяжёлым взглядом оглядывая притихших ходатаев.

Те молчали, понурив головы. Одно дело в толпе глотку драть, и совсем другое стоять пред грозным вельможей, чей крутой нрав знали все. Сюда и прийти-то осмелились, зная о благородстве барона, пусть и еретика, пусть и аджерона.

— Не держу более вас, — сказал Сиурд.

— Каков ответ ваш, милорд? Что передать людям?

— Пусть расходятся по домам.

— А коли не разойдутся? — с вызовом спросил кузнец.

— Велю за ноги подвесить на стенах замка, — грозно сказал Тувлер.

— А сможете ли, ваша милость? — не унимался кузнец.

— Ты будешь первым. Это я тебе обещаю. Идите прочь, — также грозно ответил барон.

Неловко топчась в дверях, ходатаи покинули залу и, сопровождаемые стражей, вышли на стены замка, спустившись в город по лестнице. По ней же и поднимались, чтобы попасть к барону. Потом начали медленно перебираться через ров, осторожно ступая по подтаявшему льду, опасаясь провалиться в стылую тёмную воду. С помощью протянутых рук выбрались на берег, передавая жадно слушающим людям слова вельможи.

Когда колмадорийцы ушли, барон осмотрел дворян и произнёс уже другим, более спокойным тоном:

— Что скажете, милорды?

Дворяне молчали. Даже несдержанный Корад Плат молчал. В зале висела зловещая тишина, нарушаемая позвякиванием кольчужных колец, лёгким бряцанием боевого снаряжения переминающихся людей.

Никогда доселе с ними не разговаривала так чернь. Никогда! Кто-то из дворян пришёл сюда ещё в далёкой теперь молодости, пройдя через кровавые сражения с армиями колмадорийцев, разбив их все, одолев самого Атуала Третьего Саорлинга. Были и молодые в этой зале, гордые подвигами отцов, привыкшие, что Колмадор вассальная вотчина. И вот теперь им всем бросили вызов. Да не равные, а чернь, простолюдины! Бежавшие из Сновта дворяне отводили глаза, но было понятно, что они жаждут искупить позор.

На этот раз у всех было одно мнение: принять бой. Никто не желал терпеть дерзость черни. Каждый рыцарь стоит десяти оборванцев. Пусть всем защитникам замка предстоит сложить головы, но чернь сюда войдёт только по их телам. Ну, а если придётся сразиться с людьми этого выскочки, что называет себя наслёдником Атуала Третьего, то и их погибнет немало, прежде чем замок будет захвачен.

Однако слова Тувлера удивили всех.

— Милорды, — сказал он, — мы поступим вот как.

К вечеру заскрипели цепи, ворота замка тяжело опустились, соединившись с частью моста через ров, став с ним единым целым. Поднялась кованная массивная решётка.

Из замка во главе с Сиурдом Тувлером не спеша выехала кавалькада аджеронских рыцарей в полном боевом снаряжении, в сопровождении оруженосцев и других воинов незнатного происхождения. Эти воины вели под уздцы неосёдланных лошадей, чем-то тяжело нагруженных. Растянувшись по узкой улочке, нестройная колонна направилась к внешней городской стене.

Самые задиристые из ремесленного люда — крепкогрудые молотобойцы, широкоплечие кожевенники, острые на язык плотники и древоделы, что всё-таки не ушли после возвращения ходатаев и ухода основной толпы, маялись от безделья у замка, дожидаясь, чем всё кончится, а может, ожидая чьей-то команды на штурм, настороженно смотрели на проходящих.

При гнетущем молчании горожан цокали по замощённым булыжником улицам копыта изредка всхрапывающих лошадей, ломался ледок успевших подмёрзнуть луж, колыхался частокол копий.

Из домов начали выходить любопытные. Многие, при виде барона привычно ломали шапки, неумело склоняясь.

По одной из небольших площадей, веселя народ, трусцой бегал какой-то юродивый — весь оборванный, грязный с колтунами в длинных засаленных патлах, с гноящимися красными глазками на рябом, дурном лице. Увидев едущих впереди колонны всадников, юродивый ощерился чёрными пеньками сгнивших обломанных зубов и подскочил к барону, звеня веригами, семеня у стремени, как назойливая муха.

Сиурд Тувлер не замедляя шага коня, продолжал ехать меж теснящихся простолюдинов, притихших, переставших смеяться при виде вельможи.

— Ох, и хорош у тебя конь, твоя милость! — визгливо выкрикивал юродивый. — А ведь придётся отдать. С голым задом побежишь в свой Аджер!

Сиурд склонился в седле, ухватил говорившего за грудки одной рукой, приподнял до уровня головы коня, держа на весу, продолжая движение. Юродивый дергал ногами, извивался, его рванье трещало, сам он верещал, но выскользнуть из смертельного захвата не получалось.

— Убирайся с глаз моих, пёс! — гневно сказал Сиурд и отшвырнул звенящего цепями нищего в сторону.

Свалившись на холодные булыжники, юродивый дурашливо задёргал ногами, издавая нечленораздельное бормотание. Глядя на него, народ не смеялся, как прежде, теперь его обступили с немым почтением, ожидая новых причуд, словно то были откровения свыше.