Читать книгу - "Черный завет - Ирина Булгакова"

Были положительные моменты, никто не спорит. Но были и отрицательные. К ним Доната в первую очередь относила отправление естественных надобностей. И если с уборной, где имелись укромные уголки, дело обстояло неплохо, то с помывочной, где ежедневно мылись три десятка потных мужчин, дело обстояло с точностью до наоборот. К радости Донаты, не все парни отличались избыточным стремлением к чистоте тела, поэтому никого особенно не волновал вопрос, почему она ни разу не мылась со всеми. Кто-то успевал помыться до света, кто-то поздним вечером. А кто-то вставал и ночью. Всегда оставалась возможность скрыть свое пагубное пристрастие к мытью в полном одиночестве.

В тот вечер праздновали день Милосердной Истины. Только услышав ненавистное слово, ее как ветром сдуло из-за стола. Исидор расщедрился и выкатил новобранцам бочку молодого вина. Сидеть за столом, выслушивая бесконечные рассказы о бессмысленных Истинах, не было ни малейшего желания. Доната повела глазом в сторону Ладимира, убедилась, что он ее понял, и ужом выскользнула из-за стола.

Последние закатные лучи Гелиона чертили в небе огненные дорожки. Воздух пах свежестью и ожиданием близкого снега. Но до настоящей зимы было далеко. Да и какая зима на юге? Выпадет снежок, и тут же растает, чтобы назавтра повторить все сначала.

Доната не стала дожидаться Ладимира у дверей столового зала: и так знает, куда идти.

В помывочной устало села на лавку и прислушалась к звуку шагов. Тело так и чесалось от въевшегося в кожу пота. Весь день Исидор гонял их, как зайцев, заставляя бегать в полном снаряжении.

– Я быстро, – сказала Доната, и застывший в дверях Ладимир кивнул головой.

Она с наслаждением натирала себя куском золы, смешанной с травами, дававшими обильную пену, и поливала водой из ведра, когда открылась дверь и появился Ладимир. Как только она поймала тяжелый, остановившийся взгляд, сразу поняла, зачем он здесь.

– Ты сошел с ума! – Кошкой зашипела она, отступая к стене.

– Да, – его губы шевельнулись.

– Нас услышат.

– Да.

И подходил ближе. Она нагнулась, чтобы окатить его водой из ведра, но не успела. Сильные руки сомкнулись у нее за спиной, и горячие губы закрыли ей рот. Она сопротивлялась, выворачиваясь из его рук, боясь позволить себе хоть один громкий звук. Рот в рот – и привкус крови на губах – она прокусила ему язык, но ничто не могло его остановить. Он жал ее тело, разрывая ее на части, стремясь слиться, стремясь навсегда потерять себя в душном, жестком объятии. Она схватила его за волосы, но как ни старалась, оторвать от себя не могла. Более того, чем ожесточенней она сопротивлялась, чем больше прикладывала усилий к тому, чтобы образумить лишенного человеческого подобия зверя, тем менее ей этого хотелось.

Собственное тело предательски подвело ее. Боль, которую ей причинял каждый поцелуй, каждое движение Ладимира, скорее вернула к памяти ту забытую ночь у реки. Молча, не издавая ни звука, он держал ее тело, бьющееся в трепетном желании освободиться, и срывал с себя последнее препятствие между ним и его желанием. Его обнаженная кожа коснулась ее, и в тот же миг тонкая корка льда, за которой скрывалось то, что таило до поры ее тело, истаяла.

И вот тогда Доната поняла, что даже явление черной твари ее не остановит.

Остановил тихий хлопок входной двери. От которой до двери, ведущей в помывочную, пара десятков шагов. И шаги приближались.

Оглушенная, потерявшая представление о реальности, она сидела на полу у стены. Ладимир, застегивая на ходу штаны, схватил валяющуюся тут же рубаху и уже отрывал дверь, готовясь встречать непрошенного гостя.

– Чё, Влад, помыться решил? – голосок с трещиной вернул Донату к жизни.

Она стояла в небрежно накинутой на мокрые плечи рубахе и застегивала штаны, когда дверь распахнулась, пропуская Сазона.

– Ага, – кивнул он головой, словно ему сообщили о том, что давно уже не тайна. – И ты, Дон. Тоже решил помыться. Так я и знал, – он жадно улыбнулся. – Доигрались, голубки.

В дверях темной тенью возник Ладимир, но Доната остановила его взглядом.

– Ты, Сазон, перепил, что ли малость? – Доната старательно выговаривала слова – ток крови рвал дыхание на части. Хорошо, что в помывочной было темно: не видно, какой краской покрыты ее щеки.

– Я не пил сегодня вообще. За вами, голубками, наблюдал. Как все перемигивались вы, и шасть в помывочную. Все видел, чем вы здесь занимались…

– Тебе, Сазон, если мерещится что, – Доната сделала полшага в сторону ведра с водой, – ты к девкам лишний раз сходи. Или не пускают девки к себе? С того и бесишься?

– Да ты, падла… Да я… А тебе и до девок дела нет! Из вас двоих девкой-то кто будет? – он оглянулся на Ладимира.

И в тот же момент на него обрушилось ведро воды. Он успел отклониться, но часть воды вылилась ему на голову, стекая на рубаху.

– Остынь, говнюк, – Доната кривила губы в насмешливой улыбке. – С больной головы на здоровую…

Надо отдать должное той быстроте, с которой в руках Сазона появился нож. Доната оглянулась в поисках куртки – она не собиралась подпускать к собственному телу эту гадину. Мысленно поблагодарила себя за то, что ее ножи остались на лавке перед дверью в помывочную – иначе Сазон был бы уже мертв.

Он бросился на нее, опережаемый криком Ладимира. Но Доната оказалась шустрее. Она отскочила в сторону, противоположную той, к которой присматривалась, и одновременно подставила ему подножку. Сазон с грохотом растянулся на мокром полу.

Когда он поднялся, по-прежнему сжимая в руках нож, Доната свернула в руках куртку, решив в случае стремительного выпада пожертвовать казенной вещью. Сазон волком ходил по кругу, меряя ее злым взглядом, но нападать не решался. Она повторяла его движения, сохраняя то расстояние, которое их разделяло. Но с каждым мгновением становилось темнее, и хождение по кругу стало ей порядком надоедать.

– Слышь, козел вонючий, – тягуче сказала она. – Я не собираюсь тут с тобой танцевать до утра. Или штаны с ж… валятся, что со страху уделал?

Она добилась своего. С криком он бросился на нее, целя ножом в грудь. Нож увяз в подставленной скатке из кожаной куртки. В то же время она ударила его коленом в пах. И от души добавила еще в согнутое от боли тело. Потом для верности саданула что было сил по склоненному затылку локтем, чтобы он окончательно уяснил непростой вопрос: даже с оружием он слабее.

Когда она уходила, рассматривая на свет порезанную куртку, Сазон лежал на мокром полу, прижимая руки к паху. Она с сожалением оглянулась. Разве боль может закрыть этот грязный рот? Этот рот может закрыть только смерть.