Читать книгу - "Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы... - Василий Звягинцев"

Легенду, оправдывающую появление Удолина в Замке, мы придумали простейшую, на девяносто процентов она и легендой-то не являлась. Братство, мол, настолько обеспокоено душевным здоровьем Шульгина, пережившего целую серию психических травм, что решило вызвать профессора для консультаций. Поскольку Братство пока еще не собралось в полном составе, я воспользовался прерогативой и сделал это лично.

Профессор владеет собственными, несовместимыми с нашим материалистическим мировоззрением методиками психоанализа, и, если в самых глубинах Сашкиной души образовались какие-то деформации, паразитные связи и очаги застойного возбуждения, никто не сможет ему помочь лучше Константина Васильевича. Это было правдой. То, что с его помощью мы надеемся попытаться выяснить, чем является «планета Зима» и является ли вообще чем-нибудь, — тоже соответствовало действительности. По крайней мере, меня эта загадка волновала до чрезвычайности.

А вот то, что я рассчитывал использовать мистика и некроманта для контроля над тайными, если они есть, замыслами Антона и Арчибальда, должно было, разумеется, оставаться нашей тайной. Как и то, что определенный контроль мы с Берестиным решили установить и над нашими друзьями. Для предупреждения возможного вторжения в их личности, не важно, с чьей стороны. По крайней мере, Удолин, разобравшись в обстановке, заявил, что для него такой контроль труда не составит.

— Еще ничего не зная о вас, с большого расстояния я сумел уловить исходящие флюиды и предостерег Агранова от попыток обращаться с вами, как с обыкновенными белогвардейскими агентами… Он меня не послушал, от чего поимел, как известно, серьезные неприятности. А ведь умнейший человек, сам не чужд некоторых тайн.

— Это еще как сказать, — возразил я. — Не сцепись он с нами, судьба его могла оказаться намного печальнее, вплоть до прекращения физического существования в результате внутриведомственных разборок. Пуля в затылок из «нагана» — и амбец котеночку! Что в реальности и случилось. А сейчас он благоденствует, пользуясь нашим покровительством. Глядишь, доживет до глубокой старости…

— Не стану спорить. Надеюсь, моя работа в Замке будет не менее плодотворной и взаимополезной (очень двусмысленно прозвучало). Признаться, мне не терпится попасть туда и познакомиться с ним в нынешнем качестве. В прошлом личный контакт получился несколько неопределенным.

— Дождемся возвращения Ирины с Олегом, тут же и отправимся.

…Только мы успели приступить к обсуждению некоторых деталей предстоящего, как открылось «окно», поддерживаемое московским «стационаром». Теперь мы были прочно связаны с базовой столешниковской квартирой, фиксированно пребывающей в двадцать пятом году, а через соседнюю, нами не так давно приобретенную и дооборудованную, имелись выходы в оба варианта недавно там наступившего две тысячи пятого/шестого годов. «Нашего» и «монархического».

Пространство для маневра расширилось, и я предложил крымскую нашу дачу временно законсервировать, все нужное отсюда забрать, оставив взамен несколько следящих устройств, и до эвакуации в Замок переместиться в Москву. Если дуггуры все ж таки нас засекли и предпримут ответные действия, то явятся непременно сюда, а мы получим солидную фору. Не говоря о том, что «столешниковская позиция» не в пример оборонопригоднее отдельно стоящей дачи.

— А как же Басманов с ребятами? — спросил Берестин.

— Не пропадут. Сообщим Михаилу, что дела потребовали нашего немедленного отъезда и они могут поступать по собственному усмотрению. До очередного особого распоряжения.

Конечно, чувство безопасности и защищенности на Столешниковом проявляется неизмеримо ярче. Пока мы внутри, нас не достать никакими силами: если дверь заперта изнутри, ее не открыть и аггрианскими блок-универсалами. Возможность без использования аппаратуры, оставляющей след в континууме, выйти в другие реальности тем более прибавляет уверенности.

Тот факт, что на Главной исторической за семьдесят миновавших после стычки с «медузой» лет ничего, в сравнении с прошлым нашим посещением, не изменилось, успокаивал. Я в этом убедился, выйдя наружу в «настоящий» две тысячи шестой и купив несколько газет, российских и иностранных.

Ни малейших следов нестыковок. Все политические фигуры на местах, международные конфликты продолжаются там, где и раньше, и с прежней интенсивностью.

Захотелось поверить, что эпизод с дуггурами на самом деле локальный эксцесс в латентной параллели и к любому из нас больше не имеет ни малейшего отношения.

Увы, думать так было приятно, но неосмотрительно. По крайней мере, до тех пор, пока мы не получим сколько-нибудь убедительной информации в пользу любой из версий.

Пока Удолин раскладывал свое имущество на новом месте (как истинный уроженец XIX века, он привык даже в снятом на сутки номере гостиницы устраиваться основательно), Олег предложил вызвать сюда Ларису. Он считал, что при любом раскладе она может оказаться нам полезной, что уже неоднократно доказывала. И Ирине будет веселее. Тут спорить было не с чем, двум девицам в мужской компании будет веселее безусловно, они смогут немедленно заняться исконно женскими делами, особенно если одна из них такая любительница интриг и всяческих сравнительно безобидных мелких пакостей, как наша младшая подружка. В стратегическом смысле я тоже был полностью с Левашовым согласен: в Замке Лариса будет нам весьма полезна, пусть даже используемая втемную.

На самом же деле, конечно, Олег нашел подходящий повод, чтобы воссоединиться со своей вздорной половиной.

Просто так сделать это у него не получалось. С самого момента заключения «брачного союза» жить вместе долго им не удавалось. Такие вот связались друг с другом типажи, с оригинальными, плохо совместимыми жизненными циклами.

Недели через две очередного «медового месяца» Лариса начинала утомлять Олега своей высокой сексуальной и общественной активностью. Рестораны, приемы, встречи, театры, концерты, пикники и многое другое, что постоянно и непрерывно влекло ее из дома туда, где кипит хоть какая-нибудь жизнь. А ему хотелось заниматься чистой наукой или возиться с железками в своей мастерской. Такая женщина становилась невыносима. Естественно — ты в час ночи затеялся паять железки, а она, вернувшись из кабака, требует совсем другого.