Читать книгу - "Дарители. Книга 5. Сердце бури - Екатерина Соболь"

Генри захотелось напомнить ему, как он сам кромсал чучело в Золотой гостиной, как облизывал фальшивую кровь с черепов, чтобы проверить, настоящая она или нет, как таскал с собой детскую игрушку в кармане мундира, но эти воспоминания существовали теперь только в его памяти, так что вместо этого он сказал:

– Старайтесь ни на что подозрительное не наступать.

Он пошел дальше, но за спиной у него вдруг раздался глухой многоголосый стук. Генри обернулся – и сглотнул. За те секунды, пока он на них не смотрел, все косточки сложились в маленькие скелеты птиц и зверей, как будто каждый вылупился из фрукта, – и это выглядело даже мило, пока они не начали расти.

– Бежим, – кратко сказал Генри и бросился к деревянному дворцу Хью.

Но, увы, костяные твари выросли быстро – когда пару шагов спустя он обернулся, они уже достигли размеров нормальных животных и бросились догонять.

Паника никогда еще не приводила ни к чему хорошему: увидев, что за ними несется добрая сотня мертвых животных с пустыми глазами, Агата издала невнятный звук, оступилась в своем узком платье и полетела на землю, лишний раз доказав, что юбка – худшая одежда для похода. Сван споткнулся об Агату и тоже рухнул. Продолжения Генри ждать не стал и кинулся к ним.

Все вопили от ужаса, костяные звери щелкали зубами и хватали их за одежду, но Генри быстро понял, что настоящего вреда они не наносят: могут куснуть, если не вовремя подставить руку, но в целом вряд ли кого-то убьют. Зато они убивали время: их было очень много, они перегораживали дорогу, отвлекали своей суетой и не давали пройти.

Генри внезапно подумал, что идея смертоносных и не вполне живых зверей осталась в голове Хью со времен Зимнего дня, когда Генри случайно выпустил из шкатулки огненных тварей. Он сдернул перчатку и схватил за череп костяного медведя, который, сжав зубами руку Свана, мотал ее из стороны в сторону. Скелет немедленно сгорел, но на его место тут же пробился резвый остов кабана. Все они никаких звуков не издавали – ну еще бы, языка-то нет, – только побрякивали костями, и, кажется, одного этого было достаточно, чтобы вогнать его спутников в состояние, близкое к сердечному приступу.

К животным Генри прикасался так быстро, как мог, и они тут же сгорали, но их было слишком много: по всей улице, по всем переулкам падали на землю все новые и новые фрукты. Особенно плотно скелеты теснились на подступах к деревянному дворцу – сила защищала свое обиталище, и ей это неплохо удавалось.

– Который час? – крикнул Генри, дернув Джетта за рубашку. Тот сидел на земле, сжавшись в комок и обхватив руками голову.

Это было важно: Генри понятия не имел, сколько они сберегли времени, растянув его, но ответа он так и не получил. Вопрос пришлось повторить еще раза три – мертвые твари лезли со всех сторон, пытаясь прижать всех к земле. Сван, Агата и Эдвард, похоже, сообразили, что Генри их защищает, и мертвой хваткой вцепились в его ноги, а это сильно затрудняло ему движения.

– Джетт! – рявкнул Генри. Тот съежился сильнее. – Ради своей мамы! – На плечи Генри прыгнул какой-то неопознанный зверь с обломанными зубами, такой жуткий на вид, что Генри аж подскочил, встретившись с ним взглядом. – Достань часы! – Генри схватил зверька за шею, и тому пришел конец. – И скажи время!

Кажется, слова о маме вывели Джетта из оцепенения – он поднял голову, вытащил из кармана часы и сипло выдавил:

– Без двадцати десять.

Костяной олень ловко схватил часы зубами, те звякнули, стекло разбилось, и олень их отшвырнул. Джетт издал горестный звук и снова сжался.

Осталось чуть больше получаса. Генри чуть не зашипел от досады. Растянуть время снова? Не поможет, тварей слишком много, а огонь и так потратил кучу сил, которые нужны, чтобы разобраться с Хью, и сейчас их вовсе не пополнял: касаться мертвых тварей было все равно что трогать камни: уничтожить – уничтожишь, но никакого прилива жизни не будет. Прикасаться к каждой твари по очереди? Их вокруг сотни, а фрукты все падают: их тут полно. Генри зажмурился и спросил у огня, что делать, но тот не знал: он мог хоть весь день убивать и без того мертвых зверей, но этого дня у них не было.

И тогда Генри почувствовал такую чистую, сокрушительную злость, что аж в голове просветлело. Кажется, он уже был зол в глубине души, сам того не замечая. Дико, отчаянно зол на то, что ему придется умереть, на то, что этот поход отнял у него и друзей, и даже их память о нем, как будто мало было отнять жизнь. Генри с детства учился держать свою ярость в узде, но сейчас она вспыхнула так, что дыхание перехватило, и он с удивлением понял то, о чем никогда не думал: он имеет право злиться. Жизнь пыталась убить его годы подряд, в последний месяц – особенно, а он не хотел умирать, он хотел выжить, он так боролся, – но сегодня все закончится. Генри сжал зубы и вытянул перед собой руку. Огонь был прав: он всегда придавал Генри злости, но сейчас все было наоборот: его собственная ярость, ярость умирающего, которому никто не поможет, придала сил огню.

– Уверены, что хотите со мной связаться? – негромко спросил Генри, обведя взглядом бескрайнюю толпу звериных скелетов, и даже не понял, чей это голос: его собственный или огня.

Звери замерли. Они что-то почувствовали – множество пустых глазниц уставилось на него. А потом костяной волк щелкнул зубами, шагнул в его сторону, и остальные потянулись следом.

– Тогда не обижайтесь, – сказал Генри, глядя на свои длинные бледные пальцы как в первый раз.

Волна тепла прокатилась от его руки во все стороны, и звери рассыпались в пепел – все до единого, хотя Генри их даже не коснулся.

«Ого, я и не знал, что так можно, – выдохнул огонь. – Как же мы с тобой сильны! Идем быстрее, зададим жару врагу – отличное выражение, мне нравится».

– Я даже не знаю, что кричать: «Ух ты!» или «Не приближайся ко мне», – пробормотал Джетт, глядя на Генри с земли.

– Первый вариант. – Генри рассеянно улыбнулся, посмотрел на свои руки, сжал и разжал кулаки.

Он ощущал их по-другому, не так, как обычно. Чтобы проверить свою догадку, Генри поднял с земли белую шахматную пешку из того самого набора, которым они играли с Хью. Пешка не сгорела. Генри держал ее голой рукой, и она оставалась совершенно целой.

Ему внезапно пришло в голову, что его обращение с огнем до сих пор напоминало колку орехов старинной шкатулкой. Огонь был тонким инструментом, который просто нужно уметь настроить, но и Генри, и все остальные до него тратили жизнь на ругань с ним, страх и сопротивление неизбежному, потому что убрать из разрушителя огонь все равно невозможно. Они – две равные части одного создания, и как же поздно он это понял.

– Может, на людях попробовать? – пробормотал он, от потрясения забыв даже про время. – Вдруг притронусь и не убью? Эдвард, дай руку.

– Ни за что, – дрогнувшим голосом ответил Эдвард. – Извини.

Джетт был занят тем, что собирал с дороги остатки часов, но их уже было не спасти: одни осколки, пружины и железные штуковины. Генри не особенно расстроился – и так ясно, что пора торопиться, – но Джетт чуть не плакал.