Читать книгу - "Русский Сонм. Огонь и ветер - Екатерина Белецкая"

– Вы же с младшим поссорились, – напомнил Ри.

– Ну да, девяносто лет назад ещё. То Терры. Он ведь поддержал Орбели, его жена тоже. Приезжал, скандалил, честь семьи, род, будущее, всё такое… – Ит дёрнул головой, скривился, словно от боли. – Но разве это важно?

– А что, нет?

– Если речь идёт о том, что кто-то придёт его убивать, – нет. – Ит говорил твёрдо, в голосе его не было и тени сомнения. – Конечно, нет! Ты что?!

– Он же тебя ненавидит.

– Ты не прав. Просто он больше любит мать, – возразил Ит, и тут Ри понял, что спорить с ним бесполезно. Он со своей сторонней позиции мог видеть реальное положение вещей, но у Ита и Скрипача на глазах были шоры. Сын – это сын. Дочь – это дочь. Это когда любишь априори. И думаешь, что, возможно, с другой стороны она тоже существует, эта любовь…

«Чёртовы рауф, – с тоской подумал Ри, глядя на сникшего и разом на сто лет постаревшего Ит. – Чёртовы дети, чёртова Марина, чёртова жизнь и чёртов Павел».

– Ит, ты прав, – успокоил он. Смотреть на друга было жалко. – Ты совершенно прав. Нельзя подвергать жизнь мальчика опасности…

– Какой он мальчик, – отмахнулся Ит. – Это он для нас мальчик, а так – давно взрослый мужик, дипломат, язва, подлец, с непростым характером и материнскими амбициями. От нас он мало что взял. Это тебе не Маден.

Он всё понимает, вдруг понял Ри. Зря я думал про шоры. Всё он понимает, вот только…

– В общем, в любом случае, вы поступаете правильно. А если мы оказались в одной упряжке…

– Мы в ней всю жизнь, – напомнил Ит. Криво усмехнулся, потёр висок. – Давай смотреть точки. Ладно?

* * *

Выехали Ит и Скрипач спозаранку, когда Ри ещё спал глубоким сном. С собой прихватили «пирожков со всем подряд», которых вчера Скрипач напёк огромное количество, и термос с горячим кофе – это показалось очень хорошей мыслью.

Часа полтора стояли в пробках: утренний город ехать не желал категорически. Скрипач, уныло глядя в окно машины, подумал, что, будь это Индиго хотя бы третьей стадии, вопрос с пробками решили бы быстро и радикально. Просто запретив личный транспорт. А будь это Маджента того же уровня, его бы решили не так быстро, но радикальнее некуда – например, упразднили бы столицу. Или – ввели бы какие-нибудь дополнительные условия для использования транспорта. Или ещё что-нибудь бы придумали…

Проехать на берег не представлялось возможным: дорога заканчивалась съездом, стоянкой (сейчас совершенно пустой), а дальше можно было двигаться лишь по узким протоптанным в снегу тропинкам.

Что, собственно, и сделали. Выгрузили аппаратуру, навьючились и потащились. Пока тащились, успел позвонить проснувшийся Ри, который ничего более умного не придумал, как поинтересоваться, можно ли брать пирожки к кофе, и «что это такое шоколадное в маленькой кастрюльке на верхней полке холодильника»?

Скрипач, стоявший по колено в снегу и держащий в одной руке два кофра с анализаторами, вызверился не на шутку и принялся орать, что пирожками пусть хоть подавится, но крем чтобы трогать не смел! Ит, с минуту послушав этот монолог, попробовал обойти Скрипача, занявшего тропинку, и едва не угробил «дирижёра», которого нёс, приложив его об ствол росшего рядом дерева.

– Такое ощущение, что он просто отупел, слов нет!.. – злился Скрипач. – Что за идиотские вопросы?

Из-за того, что Ри с ними не было, с установкой провозились чуть не вдвое дольше и едва успели – ещё хорошо, что успели. Следующий час сидели в снегу, по очереди пили кофе и снимали данные. Площадка, судя по всему, была так себе – вдвое слабее предыдущих, «тихая», с минимальной активностью.

К исходу часа Ит заметил «призрака» в первом рукаве.

– Хочу посмотреть. – Он сунул термос Скрипачу, потёр иззябшие руки. – Последи пока.

– Оно надо? – нахмурился Скрипач.

– Не знаю… Визуально там ничего, – Ит задумался. – А датчик пишет, что очень даже чего.

– Не повтори только разгромный провал гения, – попросил Скрипач. – Там берег совсем близко. Смотри под ноги.

– Угу.

* * *

Позже Ит не раз задавал себе вопрос – а зачем, собственно, он туда пошёл? – и не находил ответа. И почему Рыжий даже не подумал остановить его, ведь не далее чем вчера они говорили о том, что призраки могут быть опасны? Но он пошёл, совершенно спокойно. Увязая в снегу, он прошёл метров двести в сторону реки, миновав мелкий осинник и старательно обходя места, в которых из-под снега торчали сухие, почти что белые стебли осоки. Датчик он поставил сам, примотав проволокой к стволу осины, но почему-то пошёл к нему не той дорогой, что в первый раз, а совершенно другой – этому тоже объяснения не нашлось.

…Возле датчика он остановился, огляделся. Капюшон куртки мешал, поэтому капюшон он скинул, оставшись в тонкой вязаной шапке.

Серый зимний день, подлесок, осока, дальше – замёрзшая река, которая сейчас выглядит широким белым полем; тишина, шум города почти не слышен, а слышно, как слабый холодный ветер гуляет между деревьями, шелестит высохшей травой. Начался снегопад, в воздухе закружились первые робкие снежинки, пока что совсем мало, но было ясно, что к вечеру снег может пойти уже серьёзный. Деревья поскрипывали, но это от мороза, даже не от ветра…

«Зачем я здесь?»

– Придурок, – услышал он недовольный голос где-то сбоку. – Бестолочь.

Ит резко обернулся, едва удержавшись на ногах, но там, откуда послышался голос, никого не было.

– Да ещё и слабак, – подытожил тот же голос с другой стороны. – Что-то придётся делать за него. Тебе хочется что-то делать за него?

Он замер, прислушиваясь, – любой голос всегда должны сопровождать посторонние звуки. Всегда! Шорох одежды, дыхание.

Ничего.

Только ветер вздыхает в осинах да шуршит едва слышно сухая осока.

– Deus ex machina, – с отвращением произнёс другой голос. – Нечестная игра. Пусть сами.

– Нет, честная, – возразил другой голос. – Он же нас слышит. Значит, честная. Или почти.

– Почти – не считается, – хмыкнули откуда-то сверху. – Ладно. Всё равно это только средство.

– А большего и не надо. Но мне не нравится.

– Мне нравится закат в Нейцвуне, запах цветов, жужжание крыльев колибри… Мне нравится пение воды и мокрый камень в бегущем Артуме, и огромные стада быков в Курцаре, что двинулись к обрыву, дабы умереть в нём…

– И птиц полёт, и новая звезда, и пылевые бури, и сладострастье некоторых женщин, – со смехом закончил второй голос. – Да, да… всё так.

С каждым словом, которые произносили эти два голоса, в его сознании вдруг вспыхивали картины – словно говорили они не словами, а образами. Словно это он сам сейчас видел всё, что они сказали – и перед ним возникали неимоверно прекрасные, чарующие картины. Величественные, невероятные, они взрывались в его сознании, и вместо окружающего мира он смотрел на то, чего в реальности сейчас видеть никак не мог. Оторваться от зрелища оказалось совершенно невозможно, и он, как зачарованный, смотрел – как гигантское золотистое солнце встаёт над прямой, как стрела, рекой; ощущал, как прикасаются к лицу невесомые крылья крошечных ярких птичек, чувствовал, как медово и пряно пахнут неведомые цветы; он видел, как взрываются звёзды, становясь пылевыми облаками; видел, как превращаются в прах народы, как время подтачивает самые корни великих гор… и понимал, что всё это, наверное, имеет значение, но не для него, и непонятно, для кого вообще…