Читать книгу - "Степь и Империя. Книга I. Степь - Балтийский Отшельник"

Впервые в жизни ему приходилось смотреть в звездное небо не со дна долины, а с высоты преобладающего над местностью хребта, высоко вознесшегося над другими горами и долинами.

Впервые в жизни он был настолько одинок в окружающем враждебном мире.

То, что бывало раньше — то были другие горы и другие звезды, свои, уютные. Совсем не то, что сейчас, когда он чувствовал себя одинокой букашкой среди каменных громад, за каждой из которых таились враги. И это чувство одинокой собственной ничтожности Больцу совсем не нравилось. Мимоходом порадовавшись, что так удачно наткнулся на эту скалу, которая принимала на себя большую часть напора ледяного ветра, мастер-сержант закутался потеплее, поглубже надвинул капюшон и перемотал башлык по самые глаза.

Но заснуть не удалось.

— Что, егерь, не спится? — ехидно осведомилась знакомая серая тень.

* * *

Больц в сердцах выругался, но серая тень по-турецки уселась на снег прямо напротив него и, казалось, с интересом выслушала эмоциональный монолог на «солдатском имперском».

— Какой-то ты нервный сегодня, егерь. Грубый. Ругаешься. Как дела, егерь? Бежишь? Ну, и каково это — чувствовать себя загнанным зверем, слышать дыхание погони за спиной? Нравится?

— Пшел вон из моей головы!

— Я в твоей крови и не уйду, пока у тебя не сменится кровь.

— Это сколько?

— Долго. Я мог бы посоветовать тебе спросить у ваших целителей, заодно и я узнал бы, что им известно об этом процессе. А то они неохотно делятся секретами, украденными у Северных Магов. Но ты умрешь раньше…

— Черта с два!

— Ты надеешься добежать? У-тю-тю, имперский мальчик… Это горы. Это наши горы, егерь. Здесь даже сайгаки ходят медленным шагом. Куда ты добежишь?

— Куда надо — туда и добегу.

— Ну-ну! А где твои друзья? Они уже умерли? А-а, ты же не знаешь… Ну, это даже хорошо. Неизвестность — это так бодрит. Придает вкус жизни. Не так ли?

— Пшел вон!

— Ты не настроен разговаривать? Изнеженному имперскому мальчику пора бай-бай? Хочешь, спою тебе колыбельную?

— Убирайся!

— А если нет, то что? Топнешь ножкой?

Больц выпростал руку из спальника, нащупал камень и швырнул в собеседника. Камень пролетел как сквозь дым, не встретив ни малейшего сопротивления. Тень насмешливо фыркнула: «А чего ты ждал, егерь?»

— Ладно, спи, грозный воин. А то завтра у тебя не будет сил бегать, это будет скучно… — и тень развеялась бесформенным клочком тумана, который тут же унес ледяной ветер.

К собственному изумлению Больц тут же заснул…

* * *

18 день 1 месяца лета (9 месяца года) 2009 г. Я.

Южные горы

Проснулся егерь с первыми лучами солнца, выбрался из уютного гнезда, хрустя насквозь промерзшим тентом. Солнца еще не поднялось, но небо было совсем светлым.

Ветер снова сменился и потихоньку задувал в спину, со стороны песков. Сборы были недолги: «голому одеться — только подпоясаться». Скатал спальный мешок, закинул за спину. Поверх набросил мокрый промерзший тент, сложенный пополам, — пусть влагу хотя бы сдует ветром. И даже не прикоснувшись к оставшейся еде, Больц ринулся на штурм перевала.

Начал не торопясь, нащупывая для себя тот ритм и темп, которым сможет идти предельно долго.

Топ-топ, вбить ногу в снег, опереться, следующий шаг. Топ-топ…

Монотонное занятие, шаг за шагом, на вдох шаг — на выдох шаг. В пустую голову, естественно, полезли всяческие мысли.

Чтобы отогнать мрачные думы — и о судьбе друзей и о ночном «визите», Адалард начал петь. Сначала, естественно «Егерь лихой» — неофициальный гимн егерей. Потом все известные официальные марши и маршевые песни, которые помнил с училища, потом снова «Лихого», и снова по кругу. А ноги продолжали выполнять механическую работу — вбить носок, примять снег, следующий шаг. Топ-топ…

Вставшее солнце и постепенно нагревающийся ветер просушили тент, и Больц свернул его. Склон становился все круче и круче, и брести, придерживая наброшенный тент, становилось неудобно. Привал, который егерь сделал для перепаковки поклажи, оказался очень коротким. Тент-то высох — зато сам Больц взмок. И даже теплый ветер из пустыни неприятно холодил сквозь влажную одежду. Больше он старался не останавливаться.

Близкий перевал оказался не таким уж и близким. Светило проделало по небу почти четверть дневного пути, когда перед Больцем с вершины крутого гребня, на который пришлось царапаться, цепляясь уже всеми четырьмя конечностями, открылось знакомое белое плоскогорье.

Бунтующий желудок требовал еды, но ему пришлось довольствоваться лишь водой. Еды оставалось немного, и Больц планировал отвлечься на попытки добыть пищу в ближайшей по маршруту долине лишь завтра. Остатки мяса он сберегал на сегодняшний ужин, чтобы сделать ночной отдых максимально успешным. Уж лучше потерпеть голод днем, и наесться перед сном, чем пытаться заснуть под урчание желудка.

О погоне он сейчас не думал. Вперед и только вперед. Те, кто будут преследовать его — тоже всего лишь люди, и их силам тоже есть пределы. Ноги против ног?

Посмотрим, кто кого!

Но открывшийся перед егерем белый простор таил другую опасность. Блистающий под ярким полуденным солнцем белый снег уже при первом взгляде начинал слепить глаза.

Когда они шли сюда — такого не было. Плоскогорье они пересекали хмурым туманным днем, периодически окунаясь во влажные облака, буквально брюхом ползущие по леднику.

— Снежная слепота, — вспомнил Больц, — Это называется снежная слепота.

Память услужливо подсунула рассказ старшего брата, приехавшего к отцу в первый отпуск после назначения, на третий год службы.

Брат рассказывал о студеном море, большую часть года покрытом льдами, топорщащимися у берега торосами, похожими на белые горы. Рассказывал о дикарях, приходящих из-за северных гор, чтобы пощупать на прочность имперскую стражу, сменившую наемников Семей. Об их приспособлениях для бега по снегу и льду, которые они как-то смешно называли. Как они хитро подбивают эти деревянные полозья коротким мехом морских зверей, чтобы они скользили только в одну сторону, и как быстро эти маленькие злобные уродцы бегают на них. О смешных переделках, случавшихся с братом, когда он пытался научиться бегать на этих полозьях. О маленьких челнах из кожи и костей морских чудовищ, на которых северные охотники бесстрашно пересекали раскрывающиеся во льдах полыньи и легко тащили на плечах от одной открытой воды до другой.

Рассказывал брат и об опасностях холодных земель. О солдатах, теряющихся в снежную бурю и замерзающих в двух шагах от двери казармы. О нескольких днях в году, когда солнце вообще не поднимается на небосклон. О морозах, от которых доброе железо ломается как глиняный черепок. О резких ветрах, продувающих любую одежду, кроме меха и кожи. О холодах, от которых слазит кожа. Об отморожениях, когда чернеют и отваливаются пальцы.

О странных обычаях тех из северных народов, которые приняли руку Империи. Об их привычке мазать лица и тела жиром оленей и морских гигантов. О стадах рогатых существ, которых они пасут как коров или овец. О «лакомствах» из распухшего сустава оленя или маринованного глаза для почетном гостя. О предложении дорогому гостю собственной жены — как обязательный элемент гостеприимства.

О белых хищниках, внезапно возникающих из белой мглы и моментально скрывающихся в ней.

И о «снежной слепоте».

Брат сам столкнулся с этой неприятностью в первом