Читать книгу - "Награда для генерала. Книга вторая: красные пески  - Лена Обухова"

Странно, но именно его последние слова нашли отклик в моей душе. Внутри встрепенулось что-то темное, болезненное. Я и не знала о его существовании, а оно сидело внутри, прячась среди колючих, острых осколков разбитого сердца.

– Отомстить? – переспросила я.

Уголки его губ приподнялись, как будто Нейбу очень понравилась моя реакция. Он опустил подбородок на руки, по обыкновению сложенные на рукоятке трости, и монотонно заговорил:

– Варнайцы недовольны Магистром, но если мы будем бездействовать, он рано или поздно сгладит это недовольство новой победой. Нужно подтолкнуть его к еще одной безумной авантюре. Думаю, сейчас твоя ненависть к нему должна быть достаточно велика, чтобы ты смогла своим шепотом заставить его отправиться в Красную Пустыню вслед за Шелтером. Вместе со всей Верхней ложей, сыновьями и остатками армии. Чтобы, так сказать, наказать варваров за гибель армии Шелтера. А я сообщу всем моим связным, чтобы они готовились. Как только Магистр уйдет в Красную Пустыню, везде вспыхнут восстания и Варнай окажется под угрозой уничтожения недавно завоеванными территориями. Беззащитным. Вели Магистру оставить Этьена в столице следить за порядком. Он выполнит свою часть плана: спасет Варнай от полного разорения. Тогда даже если после всего Магистр вдруг вернется, ему уже никогда здесь не править.

– У меня не получится, – я испуганно покачала головой. – Я ведь уже пыталась много раз.

Нейб вздохнул, выпрямляясь, и потянулся рукой к карману, из которого извлек птичку-флейту. Протянул ее мне.

– А ты подумай. Подумай об Оллине. О том, каким отцом он стал бы для Алины. И как много вы не успели вместе сделать или сказать друг другу. Подумай о том, какого будущего Магистр тебя лишил. Вас обоих. Подумай о том, что произойдет, если однажды он узнает, кто ты и кем родилась твоя дочь. А он узнает, потому что кто-то из его сторонников догадывается об этом. Ты можешь одним внушением и отомстить, и обезопасить себя и Алину. Подумай обо всем этом. И потом попытайся снова.

Сказав это, он тяжело поднялся со стула и торопливо вышел, а я осталась сидеть, зачарованно глядя на птичку. В ушах звучало эхо мелодии, которую Шелтер на ней наигрывал. И сами собой оживали воспоминания годичной давности, а любимый голос вплетался в тоскливую мелодию.

– Хочу поблагодарить вас, генерал Шелтер. За деликатность при знакомстве с… обитателями вашего дома.

– Не за что. Деликатность – мое второе имя.

– Признаться, я думала, что ваше второе имя – Кровавый.

– Значит, третье…

– Я не святой, милая. И прозвище свое заслужил. Но никогда и ни с кем я не был бессмысленно жесток. Ни одной жизни я не отнял ради собственного удовольствия. И сожалений у меня куда больше, чем ты можешь себе представить…

– Любовь, милая, не для таких, как я. Как и брак, и выводок детишек. Моя жизнь – война…

– Но любая война рано или поздно кончается.

– Для людей вроде тебя – да. Моя война если и закончится, то в Ралинте.

– Где?

– Это местечко на окраине столицы, там находится мемориальное военное кладбище, где хоронят высший командный состав…

Нет, он не был святым и нашел свой покой совсем не в Ралинте, но он жил, чтобы разрушить Магистрат, а умер, чтобы не рисковать мной и дочерью. Его звали Кровавым, но едва ли судьба могла свести меня с мужчиной более нежным и деликатным. Он заботился обо мне, как никогда не заботился даже родной отец, хотя тогда я была для него лишь глупой девчонкой из Оринграда, знавшей только заветы Тмара, которые вдалбливались мне в голову с детства, словами и ремнем.

Шелтер завоевал мой город, но подарил мне свободу. Он расширил границы моего мира, изменил меня изнутри. И хотя он говорил, что любовь не для таких, как он, в нем было много любви. Сыновьей, братской, мужской… И да, отцовской, хоть он и не успел побыть отцом. Не успел, потому что отправился в эту проклятую Красную Пустыню по приказу Магистра, и угробил всех, кто ему верил, чтобы мы с Алиной получили свободу.

Наверное, мне стоило возненавидеть за это себя, но вспыхнувший внутри гнев был направлен только на Магистра. Вспомнилось и по-настоящему ожило все: и проверка на невинность, и подготовка в доме коллекции, и мертвые взгляды девушек, которых мы там встретили. И погибшие варнайские солдаты, и застреленные сиранцы. И молодой Шелтер, закованный в колодки и до крови избитый плетью. Я даже как наяву увидела тот день, в который его забрали у матери. Теперь, когда я стала матерью сама, я смогла почувствовать ужас той женщины и ее отчаяние в тот момент, когда единственного сына забирал варнайский солдат, а она звала его, но ничего не могла сделать.

Сегодня я не просто вспоминала и представляла себе это, как когда пыталась накрутить себя раньше. Мое сознание уносилось в прошлое, проваливалось в те дни и мгновения, собирая страх, горечь, злость и боль, пока меня не переполнило ими. Не переполнило до такой степени, что захотелось кричать, как хочется кричать, случайно засунув руку в огонь.

Но вместо крика с моих губ полился шепот. Такой же монотонный и неразборчивый, как тот, что я слышала в пустыне от завернутых в балахоны женщин. Мне еще ни разу не удавалось шептать так уверенно и быстро. Сознание само собой дотянулось до столицы, проникло во дворец Магистра, и тот возник перед моими глазами. Все такой же оплывший и потный, самодовольный и жадный до власти. Трудно было сделать только одно: не убить его своим шепотом прямо там, не сжечь в огне своей ненависти.

Я видела, как меняется его лицо, как стекленеют глаза, и понимала, что шепот достиг цели, пробрался ему в голову и засел внутри, притаился среди его собственных мыслей и желаний. Мне казалось я даже вижу, как сеточка черной паутины опутала кожу на его висках, теряясь в волосах.

Легкие зажгло огнем, потому что шептала я на выдохе так долго, что воздух кончился. Я судорожно вдохнула, возвращаясь сознанием в реальность. И почувствовала небывалое облегчение. Ушли и горечь, и тоска, и оцепенение, охватившее меня в последние дни, когда умерла надежда на возвращение Оллина из пустыни.

Рядом в кроватке недовольно закряхтела Алина, жалуясь на то, что нерадивая мать совсем забыла качать кроватку.

Я медленно поднесла к губам птичку и дунула в трубочку. Сначала осторожно и неуверенно, примеряясь, но постепенно получилось извлечь из птички то самое пение ветра в трубах, что я когда-то слышала. Мелодия была немного другой, но все равно узнавалась.

Алина удивленно затихла, прислушиваясь, а я продолжала играть, пока хватило дыхания, воображая, что Оллин где-то рядом и почти чувствуя едва уловимый запах табака, что всегда исходил от его мундира.