Читать книгу - "Магия Отшельничьего острова - Лиланд Экстон Модезитт"

— Тот, в сером, он кто? — спросил я плотника.

— Арлин, меня Арлином кличут, — невпопад отозвался тот. Глаза у него были остекленевшие, причем не пьяные, а как бы отсутствующие. — Девчонка! Еще сидру! — проорал он, размахивая кружкой так, что несколько капель упало на мое лицо.

— Арлин, — настойчиво повторил я, вытерев лицо. — Кто этот человек в сером?

— Джастин. Серый чародей. Ничуть не лучше Белого, Антонина. А про того люди говорят: «Антонин заберет и душу и тело», — он снова помахал кружкой.

На сей раз девица к нам подошла.

— Что можешь предложить голодному путнику? — спросил я, стараясь придать голосу солидность.

— А не лучше ли тебе перейти на ту половину, молодой господин? — откликнулась служанка, оценив меня взглядом.

Арлин снова уставился на меня. Я сказал:

— Не думаю, что могу позволить себе такую роскошь.

На лице девушки промелькнула улыбка, тут же уступившая место деловитой серьезности:

— Два медяка за огонь и пять за сидр. Мед стоит десять грошей за кружку.

— А еда?

— Сыр с черным хлебом — десять медяков, а если с сушеной медвежатиной, то двадцать.

— Хлеб с сыром и сидр.

— Двадцать два гроша... — она сделала паузу и добавила: — Деньги сейчас.

— Сейчас половину, — возразил я, пожав плечами. — А остальное — когда принесешь еду.

— Ладно, — с неудовольствием кивнула она, — давай двенадцать, за огонь и сидр. Десять доплатишь, когда получишь хлеб с сыром.

— Этак ты разоришь продрогшего путника, — пробормотал я, выуживая монеты из пояса и., радуясь тому, что запасся в Хрисбарге мелочью.

— Которые без денег — те могут оставаться снаружи, — ответила девица, пряча деньги и вручая мне деревянный жетон. Затем она двинулась дальше, собирая кружки на деревянный поднос, ссыпая монеты в кошель и раздавая жетоны.

Дверь позади меня открылась, и холодный воздух мигом выстудил заднюю часть залы.

На пороге появились двое солдат в толстых коротких куртках для верховой езды, вооруженные мечами и длинноствольными ружьями. Такие ружья использовались лишь в мирное время, поскольку неустойчивость этого оружия против даже самой слабой магии хаоса делала его почти бесполезным во время военных действий.

— Арейлас! Сторзной! — худощавый трактирщик в засаленном фартуке помахал вошедшим рукой.

Солдат покрупнее — ростом в четыре локтя, но обрюзгший — подтолкнул своего низкорослого товарища вперед, и оба направились к трактирщику.

Там, где они проходили, люди умолкали или понижали голоса.

Рослый солдат что-то сказал содержателю гостиницы, и тот недоуменно выпучил глаза. Вояка заговорил громче:

— ...Сказали... демон, он ехал верхом... видели на мертвых землях Фритауна...

— Погода-то нынче в самый раз для демонов, — откликнулся трактирщик, пожав плечами.

— Вот ведь тараканы... — пробормотал плотник Арлин.

— За что ты их так? — рассеянно спросил я, думая при этом о «верховом демоне».

— Со всех дерут... получают и от Монтгренского Совета за обеспечение безопасности на дороге от границы до Хаулетта, и от Гильдии Воров, за то, что закрывают глаза... — осекшись, он поискал глазами служанку: — Эй, где там мой сидра

Трактирщик провел солдат под арочным проемом на кухню. Оттуда, высоко держа уставленный кружками поднос, вышла служанка. Пройдя на простонародную половину, она со стуком поставила дымящиеся кружки передо мной и Арлином. При этом она старалась не встречаться со мной взглядом.

— Глянь! — гаркнул я в ухо Арлина, указывая на человека в белом.

Тот глянул, а я быстро поменял наши кружки местами.

— Чего глядеть... это же Антонин...

— Он смотрел на нас, — попытался объяснить я.

— Куда хочет, туда и смотрит. Если из-за этого всякий сопляк будет в ухо орать...

— Прости.

Извинился я не из-за того, что крикнул, а из-за подмененного сидра.

Арлин смотрел на свою кружку, но пить не спешил. А я, отпив небольшой глоток, тут же понял причину его медлительности. Напиток был таким горячим, что обжигал язык и горло.

Неожиданно в обеих половинах — и простонародной, и господской — воцарилась тишина. Подняв глаза, я увидел, что человек в белом стоит у столика и смотрит на Джастина. Как мне сказали, Серого мага.

— Деяние — это не просто поступок... — промолвил Джастин так тихо, что я разобрал не все его слова.

— Поступок и есть поступок. Разве внешность и вправду обманчива, Джастин Серый?

Женщина в вуали тоже посмотрела на Джастина. Но тот не ответил и остался сидеть.

— Поступки красноречивее слов. Здесь, например, есть люди, которым не на что поесть досыта. Но накормит ли их праведность? Или трактирщик, по доброте душевной, станет раздавать им еду бесплатно, оставив в итоге без пропитания свою семью?

Джастин, вроде бы, слегка улыбнулся.

— Вряд ли стоит снова затевать старый спор, Антонин.

— Разве кормить голодных — это дурно?

Маг в сером печально покачал головой. Но мне хотелось бы знать, что он ответит на вопрос Белого чародея.

— Джастин, так все же ответь мне! Накормить голодных — это дурно?

Даже пастухи в углу обернулись и смотрели на Антонина.

— Тут немало пастухов, — продолжал он. — У кого-нибудь из вас наверняка найдется овца или коза, которая не переживет зиму. Даю за нее два серебреника. По-моему, цена справедливая.

Я поймал себя на том, что киваю. Даже для начала зимы это хорошая цена за животное, которое может не пережить и ближайшую восьмидневку, если ненастье не уляжется.

Маг в сером покачал головой и молча отпил из кружки. Антонин лучезарно улыбнулся:

— Трактирщик, я воспользуюсь твоим столом и за это тоже плачу серебреник. Достаточно?

— Вполне, почтенный маг, — пробормотал содержатель гостиницы, вытирая тощие руки о сальный передник. — Но я надеюсь, что милостивый господин возместит любой ущерб...

— Никакого ущерба не будет, — отмахнулся Антонин и обернулся к пастухам. — Ну, кто из вас возьмет мои два серебреника?

— Я, мой господин, — вперед выступил сутулый мужчина с нечесаными седыми космами, в грязных, вонючих лохмотьях.

— Веди животное.

— Неужто он станет резать овцу прямо в обеденной зале? — удивился я.

— Никаких ножей, малец, — ухмыльнулся Арлин. — Это великий чародей.

— Слишком великий, — пробормотал мой сосед по другую руку, не промолвивший ни слова с того самого момента, как я сел.