Читать книгу - "Однажды где-то… - Наталья Фуртаева"

Этот паноптикум и есть основа и источник жизни Костея! За исполнение каких желаний были куплены эти души? Вот тебе, певец, земная слава и обожание фанаток казалось куда достойнее и важнее бессмертия души? Недолго же ты ими наслаждался, а кто тебя сейчас помнит? А вот ты, точно голубой, продал душу за чужие задницы? Не дешево? А еще мрачная рожа ревнивца и самодура, какая страсть съела тебя? За что ты расстался с бессмертной душой — за право мучить любимую женщину? Но ведь что такое любовь, ты так никогда и не узнал! Любовь дается как дар, а не покупается и не берется силой, глупец!

Один из последних портретов в этой галерее привлек мое внимание. Красивая, очень красивая женщина, совсем непривычного для этой земли типа. Откуда ты, красавица? Ее лицо портили только губы, выдававшие сладострастную и распутную натуру. Я видела такие губы у спившейся вокзальной проститутки. Богато и вычурно одета, холеные пальцы в перстнях, дорогущее ожерелье на шее, диадема в бриллиантах. А не княгиня ли это полесичей? Бесстыжая и распутная, получившая при тронутом умом муже возможность предаваться любым страстям и порокам?

Что-то еще не давало мне пройти мимо. Я постаралась разглядеть ее вторым зрением, на тонком плане. И отшатнулась! Под высокомерной и презрительной маской пряталось другое лицо — искаженное муками. Ужас и страдание изменили портретное лицо до неузнаваемости. Отчаяние безысходности и обреченность такие, что не хватит слов высказать!

Так. Я поняла. Те люди мертвы и, значит, души их выпиты. А княгиня жива, и душа ее будет мучиться и страдать от осознания своей обреченности и невозможности что-то исправить, пока хозяйка ее наслаждается, исполняя свои самые порочные и низменные желания. Да за одно это Костей будет проклят вовеки веков. Нет, не должен он жить и осквернять землю своим присутствием. Не должен. Таких «живых» портретов я обнаружила только два. Больше их появляться не должно.

На втором «живом» портрете был изображен мужчина лет тридцати. Арийского типа. А это еще что за белокурая бестия в странном наряде? Жесткое и властное лицо. Этот человек привык повелевать и не терпит неповиновения. Что тебя-то привело в эту галерею? Жажда власти? Скорее всего. Власть пьянит пуще вина и любой женщины. Неужели ни одному из вас не пришло в голову, что все, к чему вы стремились и что получили, — мираж? И все это не стоит ваших душ? Неужели не нашлось никого, кто сумел бы вам это объяснить? Как горько!

Галерея кончилась, и я вступила в черный зал. Я даже вздрогнула! Это был зал из моего сна! Абсолютно черный, огромный, с колон нами, вычурно и безумно дорого украшенный. Стены затянуты бархатными драпировками с орнаментом из драгоценных камней. Колонны украшены сложной резьбой и инкрустированы опять-таки драгоценными камнями. На полу черный мягкий ковер. А для пущего антуража вдоль стен и ряда колонн выставлены раскрытые сундуки со всевозможными ювелирными изделиями и золотыми монетами. Прямо пещера разбойника Хасана, а я — Али-Баба.

Как только я шагнула в зал, моя водяная защита рассыпалась пылью и испарилась. Нет, атаки на меня не было, и тревожный колокольчик молчал. Просто в зале… Не знаю даже, как объяснить. Костею теперь уже известно, что я пользуюсь магией стихий, он не зря привел меня именно сюда. Здесь…

Вот однажды в городе Брно я сдуру потащилась на экскурсию в местный мужской монастырь. В подвалы этого монастыря помещали умерших монахов, как в склеп. И там был такой микроклимат и такая вентиляция, что покойники естественным образом превращались в мумии. Представьте мрачное подземелье, уставленное рядами носилок с мумиями, плот но облепленными истлевшими покрывалами. Можно даже разглядеть выражение лица! Нам хватило и десяти минут на ту экскурсию. Из подвала мы вылезли в пять раз быстрее, чем спускались.

Так вот, в том подземелье было больше жизни, чем в этом роскошном зале. Здесь, казалось, даже время остановилось навсегда. Стихии, они ведь живые. А тут не было стихий, потому что не было жизни. Я не смогу использовать свой дар и пользоваться молниями, водяным оружием, управлять воздухом и разговаривать с землей. Может быть, Костей специально перед встречей со мной сумел так экранировать от жизни этот зал, а может, это условие его собственного существования? Яська говорил, что Костей, в сущности, уже мертв. Ладно, пусть здесь невозможна магия стихий. Ничего, при мне мое воображение осталось и еще осиновый посох. Тоже сгодится. Хрен ты меня возьмешь за просто так.

Зал тянулся и тянулся. Чернота скрадывала перспективу, хотя и было светло. Я бодро ша гала вперед, но мне эта экскурсия уже поднадоела. Наконец-то я вышла в центр зала, свободного от колонн. В центре стоял величественный трон. Конечно, черного цвета и, разумеется, весь из золота и в драгоценностях. Ну, стиль такой у местного князька. Чтобы все сверкало и переливалось на черном фоне — у богатых свои, значит, причуды. А на троне восседал в черно-белом одеянии маленький сухонький мужичок. Внешне похож на Нану: коричневое лицо, крючковатый нос, крупные лошадиные зубы. Весь иссох и сморщился, но поза величественная, куда там! Головенка надменно вскинута, высокомерия — хоть ведрами черпай!

Однако заговорил со мной ласково:

— Я рад, что мы наконец встретились! Как долго ждал я тебя!

— Зачем?

— Я хочу исполнить твои самые заветные желания!

— Ишь ты, Санта-Клаус нашелся. С чего бы такая благотворительность?

— Ну-у! Девочка моя, почему такой скепсис, откуда такое недоверие? А-а! Понимаю, понимаю! Тебе наговорили обо мне таких гадостей… Ты же умница, не спеши судить с чужого голоса. Узнай меня получше, вовсе я не такой злодей, как рассказывают обо мне завистники.

— Да кому ты нужен, завидовать тебе?

— О-о-о! Я самый могущественный в этом, и не только этом, мире! Я могу такое, чего не может никто!

Ну, понес. Явная мания величия у дедка. Я как-то отвлеклась от его разглагольствований и витийства. Скучно. Стою, думаю о своем — девичьем. Как бы мне с ним покончить да свалить отсюда? Не могу же я его убить! Одно дело — понимание, что он не должен жить, осквернять землю своим на ней присутствием. Так и Великие Кедры судили. Другое дело — самой его убить. Да, мне уже приходилось убивать здесь волколаков и акуленышей, корявней и бучило. Но это монстры все, порождение зло го разума. Таких Франкенштейнов необходимо уничтожать. А этот-то все равно человек, хоть и чудовище по человеческим меркам. Блин! Что же делать-то?

Самое интересное, что мне и в голову не приходило, что скорее он меня убьет и не задумается. О себе я даже и не думала. Как в том анекдоте: «Ой, однако, правда не подумали — где же мы вас хоронить-то будем?» Я стою, раздумываю, а дед все шелестит и шелестит вкрадчиво. Послушать хоть — о чем это он.

— Подумай, — ласково звучал его голос, — все мужчины будут у твоих ног. Они будут сходить с ума от любви к тебе! Как великой милости будут ждать твоего взгляда! Одного только взгляда! Они будут счастливы исполнять любые твои капризы и прихоти, а уж как они будут стараться для тебя в постели! Все, что ты хочешь…