Читать книгу - "Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов"

Уходили быстро – казачий разъезд вовремя предупредил, что два эскадрона Конной гвардии на подходе. Пора было и честь знать, и так изрядно в Петергофе повеселились…

Петергофский тракт

– Ваше императорское величество, дурные новости! – маленький седой генерал сказал это спокойным до полного равнодушия голосом. – Авангард наш полностью разгромлен. Сербских гусар на Ораниенбаумской дороге истребила голштинская кавалерия. И она же на Петергоф с рассветом нагрянула, резню измайловцев там жестокую устроив…

– Там же преображенцы еще и солдаты петербургского гарнизона…

– Они вам изменили, государыня, на сторону супруга вашего перешли и в избиении измайловцев охотно участвовали. – Новость ошеломила императрицу, и она почувствовала великую слабость в ногах.

Но вот только генерал-поручик Василий Суворов, видно, решил ее добить, все дурные вести разом единым изложив.

– Воронежский полк на сторону Петра Федоровича перешел, а верный вам полковник Адам Олсуфьев собственными солдатами был убит, на штыки поднятый с тремя преданными вашему величеству офицерами. Казачий полк Измайлова уже супротив нас выступил всей силою, Красное Село, Гатчину и Царское Село заняв сотнями, ланд-милицию и инвалидов себе подчинив. И по трактам разъезды сильные поставил. Гонцов наших перехватывает и крестьянские обозы в столицу не пропускает. Майора лейб-гвардии князя Гагарина с офицерами, что присягу в Гатчине у гарнизона принять собирался, повесили на дубу драгуны, измену вам всем эскадроном своим учинив тоже…

Като не выдержала жутких новостей и присела у кареты на раскладной стульчик, что ей лакей предусмотрительно поставил. Рядом стояла бледная Дашкова – новости были сокрушительны и для нее.

И генерал был не лучше, хоть и говорил спокойно, но щека дергается – шли перетрусившегося, как им казалось, императора арестовывать, а вместо того разгром полный с утра пораньше получили.

И перестал верить генерал в победу, зато плаху за измену свою чувствовал все более отчетливо. Но всю свою волю в кулак собрав и сжав крепко, генерал продолжил выступать черным вестником несчастья.

– Измайловцев пленных нагишом раздели, дегтем и медом извозили, в перьях изваляли и сюда направили, плетьми истязая жестоко, чтоб бежали быстрее. Преображенцы над ними смеялись сильно… – генерал остановился, сглотнул и решительно закончил: – Ненадежны они, государыня. К супругу вашему переметнуться втайне уже желают, как их две роты в Петергофе…

Молчание воцарилось жуткое. Екатерина вытирала платочком пот со лба, хотя утро было прохладное, Дашковой монастырь грезился, а Суворову все чаще на ум топор профорса приходил. И матерился про себя старый генерал, что на уговоры поддался и командовать в злосчастном походе войсками гвардейскими стал.

Но только всем давно известно, что черные вестники в одиночку, как вороны, не приходят. А на этот раз сам Григорий Орлов прискакал, да еще в растерзанном виде – на лбу кровоточивая ссадина, мундир кое-где разорван и окровавлен, взгляд дикий.

– Милорадович изменил, сукин сын. Два эскадрона сербов в одночасье к Петрушке переметнулись, подлые твари. Им в полк заслали плененных гусар с Ораниенбаумской дороги, вот они и уговорили своих переметнуться. Лишь один эскадрон, из малороссов, верен тебе, государыня, остался. Задержать попытался с ними и конногвардейцами – порубили мы их малость, с десяток, но остановить не смогли. Ушли, собаки!

Орлов спрыгнул с седла, вытер обшлагом кровь со лба. Бешено посмотрел на лакея, тот сообразил, поднес цалмейстеру полный бокал красного вина. Выпил его гвардеец залпом и снова заговорил, душимый сочившейся в голосе ненавистью.

– Обманул Петр князя Никитку Трубецкого, ложь ему впарил откровенную. А Никита тебя обманул, Като! Он войско немалое уже собрал, пока мы в Петербурге присягу чинили. Говорил же, идти на Ораниенбаум сразу надо было. А теперь Миних в Кронштадте уселся крепко, и флот ему покорен, и голштинский выродок в Гостилицах войско собирает – уже тысячи три народа собрал, и с Петергофа туда более тысячи ушло наших изменников да голштинская кавалерия с казаками. Ох! Промедлили мы напрасно…

– А мой супруг сейчас где?

– В Ораниенбаум с полусотней голштинцев отправился, Като. В осаду там сядет – с моряками и тамошним гарнизоном их более тысячи. Не знаю, но он другой стал…

– Как другой, с чего это, Гриша?

– Не верил бы, а люди глазами видели. Алексею плечо шпагой насквозь пронзил и с коня единым ударом сбросил. Братьев Федю и Вову так во дворце отметелил собственной рукой, что те, кто выжил там, чем угодно клянутся, что и смотреть на них страшно. Другой Петр стал! Лопатой своей без малого три десятка измайловцев умертвил собственной рукою, искромсал бедных в капусту. И сам первым в атаку на гвардейцев пошел, по стене дворцовой забравшись. Не верил бы, но десятки об этом говорят, что своими глазами зрели. А лопату, в кучу трупов воткнутую, уже собственными глазами видел. Может, и правда прошлой ночью…

– Да что же это, Гришенька? – не выдержала долгого молчания любовника императрица и сжала его окровавленную ладонь.

– Дух в него покойного деда, императора Петра Алексеевича, вселился, когда кровь пролилась. И дух деда другого, Карла Шведского, видать, перешел – тот рубака тоже изрядный был, первым в сечу кидался. Трость со шпагой откуда появились?! И на русском он теперь только и говорит, да на нем изрядно лаяться стал…

После слов фаворита наступило молчание – Григорий Орлов сказал то, о чем все думали, но гнали такие мысли от себя прочь. И если во всем хоть четверть правды имеется, то дело, предпринятое ими, обречено на провал…

– Не так все плохо, ваше величество, – неожиданно оборвал Орлова «генерал Салтыков», из-за кареты внезапно появившийся, – у ее величества есть намного больше возможностей уже завтра победить супруга…

Суворов ошалело уставился на явившегося господина в генеральском мундире. «Что за самозванец, почему не знаю?» – отчетливо читалось во взгляде старого генерала.

Остальных присутствующих новоявленный генерал не смутил – хорошо знали они господина Одара, а под таким именем он был известен руководителям гвардейского мятежа, хотя похвастаться давностью знакомства не мог ни один из них.

Сей знатный, чрезвычайно таинственный господин прибыл с рекомендательными письмами из Парижа и очень помог в организации мятежа, щедро ссудив заговорщиков немалыми деньгами.

Его настоящее имя знали только императрица и князь Волконский, глава русских масонов, и по его просьбе Като даровала господину Одару на время мятежа чин генерал-майора и фамилию Салтыков…

Ораниенбаум

До Ораниенбаума дошли быстро и с изрядным пополнением. Тот десяток казаков, что на дороге остались, там, где сербских гусар порешили, лошадок их переловили.

Вот в Ораниенбаум табуном громадным и пригнали, предварительно нагрузив трофеями и оружием. И лишь толпа крестьян из ближайшего селения осталась на месте: и раненых увезти, и трупы погибших захоронить, да и самим помародерствовать потихоньку из вечной крестьянской алчности – в хозяйстве все сгодится, тем более на халявку…