Читать книгу - "Пособие для рыцаря - Николай Космич"

Карелия представляла собой всего двенадцать домов, выстроенных строго вокруг деревянной статуи местной богини Селении. Таким образом построено большинство известных гуллитских деревень. Все это было окружено высоким резным забором, не имеющим никаких ворот, что символизировало дружелюбие и гостеприимность селенийского племени и открытость деревни для сил природы. И оказалось, что это не пустые слова: между гуллитскими домами непринужденно расхаживали зайцы и белки, маленькие ежи и дикие кошки, совершенно не пугаясь местных жителей. Здесь царила ни с чем не сравнимая атмосфера мира и гармонии. Поистине прекрасно видеть согласие между человеком и природой.

Карелия готовилась к вечерней молитве. Маленькие и пузатые гуллиты торопливо сбегались к центральной статуе, неуклюже переставляя коротенькие ноги. Сперва у богини собирались мужчины, за ними постепенно подтягивались женщины и дети; все они непрерывно что-то бормотали на языке, не понятном чужаку. Солнце скрывалось за могучими стволами лесных деревьев. В чаще темнело. В деревне разжигались большие костры. Гуллиты готовились снова вознести молитву всемогущей Селении.

Нежданного гостя заметили сразу. Видать, в Карелию давненько не захаживали люди из других провинций. Первым, кого встретил Калим по дороге к деревянной статуе, был невысокий — как, впрочем, и все здесь — упитанный мужчина с длинной козлиной бородкой и широкими ушами. Мужчина был средних лет, но выглядел, как старик. Казалось, если состричь ему бороду и выпрямить горб на его спине, он мог бы казаться гораздо моложе.

— Подсказывают мне небеса, что я вижу человека, который принесет справедливость в наши дома. Ты поможешь нам! — с глубоким акцентом пробормотал мужчина, глядя на пришельца.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил юноша.

Но мужчина не ответил, а лишь повернулся и, громко созывая своих соплеменников, зашагал к деревянной Селении. Не прошло и минуты, как о прибытии юноши узнала вся деревня. За считанные мгновения жители Карелии выстроились в два ряда и устроили гостю хороший прием. Гуллитское гостеприимство впечатлило Калима, и он был далеко не первым, кого посещали подобные чувства.

В самом конце всего этого людского построения стоял вождь Карелии. Это был низкорослый мужчина крепкого телосложения, носящий длинные и густые черные волосы, кое-где поблескивающие сединой. Нельзя сказать, что он был стар, но глубокие морщины на его лице и руках не делали его молодым. Юноша мгновенно принял этого человека за вождя не только потому, что тот стоял прямо под божественной статуей в гордом одиночестве. И даже множество красивых деревянных бусин и браслетов, окутавших его шею и руки, не смогли сказать о нем столько, сколько его длиннющие и черные, как смола, усы. Никто в деревне больше не мог похвастаться такими роскошными усами, достающими аж до шеи. Лишь вождю дана такая честь. Он глава племени, истинный лидер всех этих людей, и ни одна деталь в его суровом, но добром образе, не ставила под сомнение этот факт.

Минуя радостные лица гуллитов, Калим под звонкие аплодисменты добрался наконец до статуи, и, представ перед вождем, поклонился ему.

— Не часто в нашу деревню заглядывают гости, — с едва уловимым гуллитским акцентом промолвил вождь, внимательно осмотрев пришельца. — От имени всей Карелии я приветствую тебя, — он слабо кивнул головой. — Назови свое имя и расскажи нам, какие цели привели тебя сюда.

Юноша задумался. Стоит ли рассказывать ему об истинной цели своего визита, если Калим даже не знает, что представляет собой эта вторая реликвия? Разумно ли упоминать о том, что он ищет здесь некую вещь, то есть заведомо собирается отнять ее у местного населения? Возможно, ему стоило сказать вождю правду, чтобы избежать последствий. Однако юноша не думал о последствиях, ему был интересен лишь результат.

— Мое имя Калим. Я… странствующий ученый. Пришел к вам из далеких провинций, чтобы заняться исследованием… э-э… вашей религии.

— Вот как? — ответил вождь. — Это просто замечательно! Мы с радостью поможем тебе в твоих исследованиях. Я Теоторикс, вождь этого племени. Добро пожаловать, путник, в нашу деревню и в мой дом. Здесь нет человека, который в чем-то тебе откажет. Располагайся и забудь о том, что ты в гостях.

— Благодарю вас, господин Теоторикс. Я весьма впечатлен вашим теплым приемом и хочу поблагодарить жителей Карелии от имени всех, кто когда-либо здесь бывал.

— Вот и хорошо. А теперь мы, к сожалению, должны на время оставить тебя без внимания: настал час вечерней молитвы. Будь рядом, ученый, возможно, ты сможешь открыть для себя кое-что новое.

В этот час дома в Карелии пустовали: их хозяева, все до единого, смирно стояли в центре деревни, у статуи богини Селении. Стихли даже птицы, будто понимая, что их брат-человек в сию секунду обращается к царице природы, хозяйке всего живого. Мужчины, женщины и дети — всего их было человек тридцать — выстроились перед деревянной статуей и в один голос повторяли то, что говорил вождь. Сам же Теоторикс стоял под Селенией, протянув руки к небу, и густые его усы то и дело шевелились, когда с губ срывались слова вечерней молитвы.

На теле вождя сверкала хорошая кираса. С точки зрения защиты тела она была выполнена великолепно, потому что закрывала собой практически все уязвимые места. При этом на вид она не казалась слишком уж тяжелой и громоздкой. Создавалось впечатление, что ее конструкция идеальна и способна подойти к любому телу. Ко всему прочему кираса была необычайно красива: ярко-угольного цвета, она поблескивала кровавым оттенком. Все это делало ее настоящим шедевром кузнечного искусства. Такой защиты по праву достоин лишь вождь, истинный лидер племени. Неужели кираса Теоторикса была изготовлена в карельской кузнице? Действительно ли известные на всю империю мастера резьбы по дереву умеют обращаться еще и с металлом?..

А низкорослые жители Селении продолжали молиться. Местный язык был непонятен Калиму. Говор гуллитской толпы казался порой нечленораздельным ворчанием, которое было сложно разобрать жителям других провинций. Но вдруг, видимо специально для гостя, карельцы затянули молитву на знакомом ему языке, и юноша заинтересованно подошел ближе к толпе и замер в одном положении. А гуллиты торжественно восклицали: