Читать книгу - "Во славу Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев"

В сам Дворец мы просочились совершенно незамеченными. Не знаю уж кого больше благодарить. То ли Уллахафи, то ли какого-нибудь местного божка удачи. А впрочем, можно поблагодарить и обоих вместе. Ничего от меня не отвалится.

Не знаю, какими уж высокими размышлениями руководствовался местный начальник службы безпеки, но Кунсткамера действительно не охранялась. Точно так же, как не патрулировался и участок между приютившим нас павильоном и самой этой Кунсткамерой. Странно, но факт.

В здании мы разделились, договорившись встретиться несколько позже. У нас были несколько разные интересы. Шипасы во главе с пылким студентом планировали как можно ближе познакомиться с теми редкостями, подозреваю, дорогостоящими, которые хранило в себе это собрание, пополнявшееся несколькими поколениями императоров, а в последние годы и добрым нашим другом Тивасом. А вот вектор наших интересов был несколько более экзотичным. Не зря я в предыдущий вечер Тиваса турзучил. Что де? Да как? В общих чертах, он мне, конечно, все и так рассказывал, но приговаривал: знает де все, что необходимо, мой душка Саин, и в крайнем случае сведениями он со мной всегда поделится. Но тот молчал, как партизан на допросе. Да и вообще информацию мне предоставлял только в самых крайних случаях. Недолюбливал он меня, кажется. Я его понимал.

И именно поэтому, справедливо заметив, что мы уже в Столице, попросил искомую информацию мне подкинуть. Если вы помните, в начале нашего повествования уже говорилось, что резиденция Великого Мага и Колдуна расположена как раз во Дворце. Вот в этом самом. Ну, а секретные комнатки свои он и спрятал в месте душевного своего отдохновения. Где же еще ученому работать? Конечно, к сокровищам своим поближе. Так что оборудовал наш Тивас себе рабочий кабинет прямо в цокольном этаже остро любимой им Кунсткамеры, периодически там же и ночуя, правда, нечасто, очень уж коллеги по службе язвили. Но к странностям человека ученого относились с пониманием. Да и попробуй такого не понять. Навредить ведь может. Вот в этот самый кабинет путь наш и лежал. Союзников своих временных мы добром предупредили за нами не следить. Во избежание, так сказать. К рекомендациям нашим они, похоже, прислушались.

Пока мы бесшумно скользили по тщательно натертым паркетным полам, я все пытался просчитать, насколько велики шансы, что все это тщательно подготовленная для нас, убогих, ловушка. Не очень высокие шансы получались. Чересчур сложная многоходовка вырисовывалась. Да еще и с кучей всяких допусков. Умница Уллахафи мог сдать нас властям, совсем не рискуя жизнью, еще там, в гостинице. Да и в какой многоходовке можно учесть обилие той мерзости, что гонялась за нами по подземельям? Ну, а то, что в кабинете нас, да и вообще любых незваных гостей кто-то ждал, это вот допустить было можно. Но к такому развороту событий мы более-менее подготовились. Да и не жадные мы. Там не подставке из рога носорога лежит ожерелье каменное. Близнец того самого, что Тивасу степные повредили. Вот оно и является единственной целью нашего визита. Сугубо сомневаюсь, что будет Сергей Идонгович такому подарку не рад. Но взять ожерелье непросто. Целый ряд действий совершить надо. Каких, это мне вождь и учитель разъяснил. И слова, какие при этом говорить надо, тоже сказал. А без слов и без действий к фатальным последствия несанкционированная экспроприация привести может. Экспроприатора, натурально.

Вокруг, конечно, присутствовала красота невероятная, но по понятным причинам серьезному и вдумчивому изучению все эти редкости и красивости подвергнуть мы не могли. Домой хотелось. В смысле, не в гостиницу, а совсем домой. И поскольку возможность средством перемещения обзавестись становилась реальной, на красивости мы внимания не обращали. Хотя, возможно, и зря. Дома тоже жить надо.

Никак не могу вспомнить, как тот фильм назывался. Пронзительно грустный фильм. Там один еврейский мальчик в университет поехал поступать. Во Львов. Из какого-то маленького местечка. А в этот самый день красавицу Польшу русские с немцами и поделили. Деталей не помню, но пришлось парню домой практически через весь свет добираться. Пережил всего много, в войнах участвовал, наград получил предостаточно. И когда его спрашивали, отчего это он отважный такой, отвечал одной и той же фразой:

– Я просто еду к маме.

Домой он вернулся. Лет через пятнадцать. Такая вот грустная история. Сейчас об этом не принято вспоминать, но Героев Советского Союза во время Великой Отечественной на душу населения больше всего оказалось среди евреев.

Мы хотели попасть домой вовремя. И потому тихонько пробирались по территориям, заставленным немыслимыми сокровищами, не делая в их сторону никаких поползновений, потому что предполагаемый приз был значительно весомее. Императоры, наверное, слыли добрыми ребятами или местному криминалитету не приходило в голову поднимать руку на августейшее имущество, но никаких следов сигнализации и, более того, человеконенавистнических ловушек мы не обнаружили и к дверям Тивасова кабинета добрались вполне благополучно. Сергей Идонгович предметам грубого материального мира доверял несильно, и поэтому дверь его реагировала на несложную, но не имевшую отношения к этому времени фонему, воспроизвести случайно которую местный человек мог с вероятностью один к миллиону. Мною же словечко было благополучно выучено, и я его не менее благополучно произнес, на что дверь гостеприимно отворилась. Свет в покоях зажегся без всякого нашего участия. Беспокоиться, что это может встревожить кого-либо снаружи, не стоило – окна оказались задернуты плотными богатыми портьерами. Золота на их украшение ушло много.