Читать книгу - "Утраченная невинность - Карен Миллер"

Внезапно почувствовав усталость, он присел на скамью, вырубленную в дальней стене склепа, и спрятал лицо в ладонях.

Страшно.

Задача, стоявшая перед ним — магическое сотворение живых лиц из бездушного камня, — была последним, что он мог исполнить для них в этой жизни. Пройдут годы, и он тоже умрет и ляжет рядом с ними в этой небольшой холодной комнате, и незнакомые люди станут приходить и смотреть на его творение, и будут верить, что такими они и были.

Гар поднял голову и посмотрел на изваяние, которое должно было стать его сестрой. На месте лица — гладкая белая поверхность. Ее предстояло превратить в лицо Фейн. Каким он его сделает, таким оно останется навечно. Можно сотворить нос крючком, толстые губы, маленькие, как бусинки, глазки, кустистые уродливые брови. И щеки, изъеденные оспой. И перекошенный подбородок. Через внешнее уродство он мог бы передать убожество ее духовного мира, и никто бы ему не помешал. Она уж точно не помешала бы. Потому что мертва.

Закрыв глаза, Гар увидел Фейн как живую: блестящие на солнце золотистые волосы, ясные голубые глаза, в которых так часто озорство сменялось злобой; звонкий смех, похожий на звук серебряного колокольчика.

Он встал. Подошел к изваянию, которое должно было превратиться в мраморную Фейн, и, отбросив всю боль, все неприятности, которые она ему причинила, отбросив глубокую апатию, начал произносить магическую формулу трансформации.

Из глубин сознания мощно и неудержимо поднялась волна слов, и они полились из уст подобно потоку, сметающему все страхи. Из какого-то неведомого внутреннего источника изверглась сила, наполнившая каждую жилку в его теле, и через кончики пальцев излилась на ждущий холодный мрамор. Под его ладонями поверхность камня порозовела и засветилась мягким, теплым светом — магия трансформировала мрамор в образ, соответствующий воспоминаниям.

Когда все закончилось, и перед ним лежала спящая Фейн, он наклонился и холодными живыми губами коснулся ее теплого каменного лба. Потом, прижавшись щекой к ее каменной щеке, начал шептать в изящное мраморное ушко:

— Я мог сделать тебя уродиной, но не стал. Запомни это, сестренка. Знай, что я все еще люблю тебя, и смирись: ты не победила. Магия принадлежит мне. Я не искал этой силы, и все же она пришла ко мне. Я не заслуживал того, чтобы стать Заклинателем Погоды, но стал им. Все это сделала Барла, а не я. Мне жаль, что ты умерла, но я не предам память отца и не отвергну ее дары, как бы тебе этого ни хотелось.

Внутри черепа, в области, расположенной позади глаз, возникла сильная боль, через несколько секунд ставшая невыносимой. Плоть расплачивалась за мощное излияние магической силы. Но Гаром овладело чувство триумфа, он был уверен в успехе и твердо решил довести дело до конца. Усилием воли он превозмог боль, чтобы исполнить святой долг перед родными.

Он не сумел с первого раза представить себе лицо матери с той же ясностью, что и лицо Фейн; очевидно, начиналось истощение сил, и все задуманное оказалось под угрозой. Не обращая внимания на мучительную боль, он заставил себя вызвать из памяти ее четкий образ и сопроводил воспоминание повторной волной магической энергии, выбросив ее на мрамор. Наконец, мать лежала перед ним — пушистые загнутые ресницы, загадочная улыбка на губах… У Гара от боли раскалывалась голова; он положил ее матери на грудь и дрожащими пальцами гладил твердые белые волосы. Казалось, что в могильной тишине склепа раздается ее голос… что она поет красивую старую колыбельную песню о любви и разлуке. Он мог бы лежать так вечно, но дело еще не было завершено.

Его ждал отец — строгий и веселый, мягкий и сильный.

На этот раз магия выходила наружу, жалобно скуля, словно дворняжка, которую пытаются вытащить из сточной канавы. Никакого бурного излияния — тонкая струйка, какой вытекают остатки воды из перевернутого бочонка. Задыхаясь и обливаясь потом, он чувствовал, что внутри, под кожей, его пронизывает резкий ветер, подобный тем, что случаются у Эшера дома накануне шторма, но боролся, вызывая силу, кричал и требовал, чтобы она подчинилась. Мрамор под его дрожащими пальцами кипел и пенился, но лицо отца перед внутренним взором никак не могло обрести четкость. Оно расплывалось, ускользало, уходило из фокуса, и Гар не мог вспомнить его, увидеть и запечатлеть любимый образ в камне.

— Я это сделаю! Сделаю! — кричал он. — Элекфа то рану! Рану! Рану!

Слова древнего заклинания сотрясли воздух склепа. Он почувствовал, как магия разъедает вены, словно кислота, и опаляет плоть. Глубоко внутри оборвалось что-то натянутое до предела, разум сдавило, словно чудовищными тисками. Мысли исчезли, вместо них в голове воцарилась бесконечная пустота.

Наступила полная тишина. Потом тьма обрушилась на него, и мир исчез в глазах Гара.