Читать книгу - "Песни Умирающей Земли - Люциус Шепард"

— Искупаюсь, пожалуй, пока вода еще хранит дневное тепло, — произнесла она. — Шрамы покрывают мое тело так же, как и мое лицо, если тебе вдруг захочется посмотреть, как я моюсь, не стану препятствовать. Но должна предостеречь от сопутствующих позывов. Кинжалы я всегда держу под рукой.

Тьяго, в этот момент жевавший обжаренный кукурузный початок с гарниром из сушеных яблок, что-то пробурчал, подавая знак, что она ему совершенно не интересна. И все же, хоть он и не собирался подглядывать, но устоять перед соблазном таки не смог. С расстояния шрамы скорее напоминали татуировки. Опустившаяся на колени в игривом потоке, с водой, пенящейся вокруг ее талии, Дерве выглядела очаровательной и влекущей, словно сошедшей со страниц древних легенд нимфой, не подозревающей о том, что за ней наблюдает великан. Оставалось только гадать, что за алхимия оказалась способна превратить ее в столь переполненное злобой существо… впрочем, Тьяго за свою жизнь не раз имел возможность видеть, на какие мерзости порой готовы пойти люди. Сложив лодочкой ладонь, женщина зачерпнула воду и пустила ее ручейком между лопаток. Тьяго подумалось, что на свете нет ничего чище и прекрасней вида женской спины.

На землю опустилась ночная мгла. Дерве выбралась из воды и принялась вытираться, бросая на воина косые взгляды, словно пыталась понять, что у него сейчас на уме. Затем она обернулась полотенцем и присела подле костра. Тьяго мужественно сдерживал свои желания, и ему даже вдруг показалось, что его спутница несколько обижена проявленным к ее наготе равнодушием. Шрамы, покрывающие тело женщины, посинели от холодной воды, но теперь они скорее казались причудливым рисунком, совершенно никак не портящим ее красоту.

О чем-то, потрескивая и искрясь, шептал костер. Какая-то ночная птаха переругивалась с собственным эхом, возвращавшимся к ней чуть более приглушенными уханьями и трелями.

И тут Дерве спросила Тьяго, что заставило его избрать своей профессией войну.

— Я просто любил драться, — ответил он. — И все еще люблю. В Каиине есть арена Син-сю, где никогда не иссякает спрос на новых бойцов. В отличие от многих, я не испытываю радости, причиняя своим соперникам боль. Во всяком случае, так было вначале. Позднее… возможно, что-то такое и случалось. Целых шесть лет я обладал титулом великого чемпиона Каиина.

— А потом что-то случилось? — поинтересовалась она. — Что-то, сделавшее тебя еще более сильным или злым?

— Кугель.

Дерве помолчала, дожидаясь, пока он продолжит.

— Долго рассказывать. — Воин сплюнул в костер. — Если вкратце, все дело в одной женщине.

Поскольку Тьяго явно не собирался тратить свое время на подробности, Дерве поинтересовалась, почему он до сих пор не отплатил брату.

— Вначале сам источник проблемы перестал попадаться на глаза, — ответил он. — И были другие женщины. А еще — неплохие деньги, большой дом и много друзей, чтобы тот не казался пустым. Но манифест Сильгармо заставил меня задуматься о том, что время-то у нас на исходе. Я снова затосковал по той женщине и вспомнил, что кое-что задолжал своему братцу.

Они немного посидели молча, каждый погруженный в собственные думы. Что-то зашебуршало в кустах, раздался дикий рев, яростно затряслась листва и ветви — затем все стихло. Дерве Корим придвинулась поближе к Тьяго, нерешительно протянула руку и коснулась ноготком шрама, рассекавшего его бровь. Обрамлявшие рубец волоски были седыми.

— Мои глубже… но у тебя шрамов больше, — задумчиво произнесла она.

Впервые на ее лице появилось что-то, отличающееся от привычной, с трудом сдерживаемой злобы. Дерве помедлила, прежде чем коснуться ладонью щеки Тьяго, и в неровном свете пляшущего огня ее глаза вдруг озарились теплотой и надеждой. Но затем она резко отдернула руку и, словно дряхлое солнце, на мгновение вспыхнувшее юным огнем и тут же утратившее свою силу, вновь окинула своего спутника взором, в котором, казалось, отражалось погребальное пламя.

Силой воображения Тьяго лесные тропы, разбегающиеся от поляны, вдруг наполнились зловещими темными силуэтами с пылающими огнем глазами. Мрачные, колеблющиеся фигуры размерами с водную тень свисали с древесных крон. Воин моргнул, стараясь отогнать наваждение и справиться с усталостью. Спустя некоторое время его, тряся за плечи, разбудила Дерве Корим. Тьяго был ошарашен и не знал, куда деться от стыда. Он что-то пробормотал, пытаясь извиниться за то, что вот так позволил себе уснуть.

— Умолкни! — отрезала женщина.

Он все еще продолжал извиняться, и тогда она хлопнула его по щеке — недостаточно сильно, чтобы это можно было счесть пощечиной, — и произнесла:

— Слушай!

Звуки доносились со стороны расщелины. Первая ассоциация, посетившая Тьяго, заставила его вообразить огромное животное, с аппетитом перемалывающее листву, жадно чавкающее и в перерывах издающее удовлетворенное урчание. Но шум постепенно нарастал, становясь громче и отчетливее, и начинал скорее напоминать о толпе, где множество людей пытаются говорить одновременно. Чем отчетливее он звучал, тем меньше у Тьяго оставалось предположений о его источнике.

Расщелина окуталась ночным туманом. Три бледных огонька, благодаря этой влажной пелене обрамленных неровным ореолом, светили с высоты огромной фигуры, медленно и тяжко, с характерным хлюпаньем передвигавшей ноги одна за другой, точно человек, пытающийся выбраться из трясины. Вглядывавшийся во мрак Тьяго слышал теперь смех и неразборчивую болтовню, словно доносившиеся с городской ярмарки. Затем его ушей достиг пронзительный свист. Существо что-то проворчало в явном расстройстве и подняло свою голову над туманом. При виде бронзового, сфинксоподобного лица, изящного, но лишенного всяких человеческих эмоций, в сердце Тьяго зародился ужас. Это был джид!^[2]

Стоявшая рядом Дерве Корим испуганно вскрикнула. Джид замер на полушаге, и его пустые, невыразительные глазницы устремились туда, где прятались путники. Ноздри его носа — небольшого обрубка с двумя зияющими провалами — были узкими, точно у амфибии. Огоньки — отростки на висках и на лбу — придавали его лицу совершенно сюрреалистический облик. Туман прятал крылья и горбатое мускулистое тело.