Читать книгу - "Маг при дворе ее величества - Кристофер Сташеф"

— Ежели будет... — вякнула какая-то старуха.

— Вы что, не верите мне? — с высоты королевского величия грянул голос Алисанды.

Старушка стушевалась и скрылась в толпе. Но из задних рядов раздалось:

— В церковь ее!

Другие голоса подхватили:

— В церковь! В церковь!

— В церковь! — крикнул заправила. — Ежели, как вы говорите, ей грехи отпустили, пусть войдет в церковь и примет причастие. Так мы и проверим, ведьма она еще или нет — ведьме в святое место хода нет.

— Говорю вам, она прощена! — Алисанда вспыхнула от гнева. — Кто вы такие, чтобы сомневаться в моих словах?

Заправила поежился от ее грозного голоса, но упрямо сказал:

— Никто не сомневается, леди, но даже особу благородных кровей могли обмануть.

Алисанда хотела было возразить, но только метнула глазами молнии.

Однако сэр Ги одобрительно закивал.

— Разумная мысль, добрый человек. Однако и мы тоже видели, что она исповедалась и получила отпущение грехов.

Крестьянина не удалось сбить.

— Что с того, господин рыцарь? И благородных людей можно обвести вокруг пальца. На то есть чары и морок. И мало ли что колдунья умеет навести на человека.

— Верно, верно. — Сэр Ги пожевал усы, потом вскинул взгляд на Алисанду. Та поджала губы.

— Ну хватит! — не выдержал Мэт. — Не будем же мы торчать тут до второго пришествия, обсуждая природу разных феноменов! Они предлагают дельный тест, и я в нем никакого вреда не вижу. Причастие так причастие.

Толпа триумфально загудела, и все разом окружили лошадь Саессы. Мэт увидел, как взметнулись на воздух клочья серой ткани, и слез с дракона, хватаясь за меч. Но железная рука легла на его запястье, сэр Ги молча покачал головой. А из-за его спины Алисанда выкрикнула:

— Слушайте мое повеление! Оставьте ее!

Движение толпы замерло. Испуганные глаза недоуменно обратились на принцессу. Тихо поругиваясь, крестьяне отпустили Саессу.

— Расступитесь и дайте ей пройти! — приказала принцесса.

Народ расступился, и Саесса вышла вперед, кутаясь в разорванный плащ. Бледная, потрясенная, но по-прежнему со смиренным выражением, она тихо попросила Алисанду:

— Отдайте меня им, пусть растерзают. Я не стану их осуждать, ибо это справедливо.

— Только я знаю, что справедливо, а что нет; умереть тебе или остаться в живых! — отвечала принцесса.

Мэт покосился на Алисанду с уважением. Да, тут царственность была не пустым звуком.

Принцесса задумчиво посмотрела на толпу.

— В этом их испытании есть смысл, и нас оно не слишком задержит. — Алисанда перевела взгляд на Саессу. — Что скажешь? Пойдешь в церковь?

— С радостью! Моя жизнь отныне будет протекать в молитвах, и я жажду таинства евхаристии.

Изумленный гул прошел по толпе.

— Тихо! — прикрикнула на крестьян Алисанда. — Это же то, чего вы добивались. Мы идем в церковь!

Сэр Ги усмехнулся и подал руку Саессе, помогая ей сесть в седло. Алисанда поехала первой. Саесса — за ней в окружении крестьян.

— Слушай, Стегоман!

— Слушаю, маг.

— Не хотелось бы думать о плохом, но, может, нам на всякий случай держаться поближе к Саессе?

— Мудрая мысль.

И дракон подтянулся к толпе, окружавшей экс-ведьму.

— А батюшка-то не пришел, Джоанна, заметила?

— Угу, — отвечала Джоанна, — а кому, как не батюшке, идти с нами на такое дело. Что ж это он?

— Да молол что-то, будто это графскому управляющему решать, — презрительно сказала женщина. — Дескать, простой народ судить права не имеет. Будто тут какие сомнения есть.

— Это он нарочно темнит, — мрачно сказала Джоанна. — Подумай, кума, бросил нас на целую неделю в разгар мая месяца. Слыхано ли такое?.. — Она повернула голову и увидела, что Мэт подслушивает. — Тес!

Кума тоже взглянула на Мэта, оседлавшего дракона, и опустила глаза в землю.

До деревни было всего пару миль. Они вступили на улочку, образованную ветхими лачугами, крытыми соломой, в конце улочки возвышалось островерхое здание посолиднее, со звонницей. Когда толпа взошла по ступеням на паперть, массивные двери распахнулись, и на пороге встал священник с выбритой тонзурой, с нечесаными черными волосами, с двухдневной щетиной на щеках и красными глазами. Сложения он был крепкого, мускулистого, брюшко выступало под сутаной.

Священник и толпа скрестили взгляды. Наконец заправила откашлялся, но священник опередил его:

— Что сие значит, Арвид? Что это вы прете на церковь, как ватага разбойников? Вы не переступите этот порог, пока в ваших сердцах не будет благоговения.

— Благоговения? — с издевкой переспросил Арвид. — Кто бы говорил про благоговение! Да тебе по утрам тошно слушать, как звонят к мессе, потому что у тебя в голове мутно от вина. Безобразничать надо поменьше!

— Ладно, ладно, — пробурчал священник. — Но я никогда в жизни не выйду служить мессу, пока не раскаюсь.

— Святая правда, — раздалось из задних рядов, — то-то у нас мессы никак не дождешься.

В толпе заулюлюкали, но священник усмирил шутников взглядом.

— Когда во мне нет благоговения, я в церковь не вхожу. И от вас требую не более того! — Его голос звучал угрожающе. — Найдется среди вас тот, кто посмеет войти мимо меня?

Толпа робко зашумела, люди переминались с ноги на ногу, но войти в церковь никто не осмелился.

— Да мы здесь не затем, святой отец, — сказал наконец Арвид.

Священник поборол ухмылку.

— А зачем же?

— Ведьма! — крикнул Арвид, и толпа взвыла.

Священник не изменился в лице, но глаза его расширились, и голос выдал тревогу:

— Ведьма? Среди моей паствы?

— Ну да, как волк среди охотников, святой отец, — объяснил Арвид. — Взгляни на нее.

Толпа расступилась, явив Саессу взору священника.

Его лицо внезапно смягчилось — он словно бы узнал ее. Правда, выражение это было мимолетным.

Узнала его и Саесса. В ее лице не дрогнул ни единый мускул, но глаза вдруг призывно заблестели. Мэт почувствовал внезапный интерес к телу, линии которого едва намечались под грубой тканью плаща.

Миг спустя плечи ее поникли, губы крепко сжались, аура обольщения улетучилась.

Всего этого никто не заметил, потому что Арвид трубил победу:

— Вот она, похотливая ведьма Саесса, выбили из-под нее пакостный ее трон, вот она перед вами, в смирении и покаянии!

Глаза священника были прикованы к Саессе. Он пробормотал неразборчиво, еле слышно что-то вроде: «Да простит меня Господь».