Читать книгу - "Авианосцы адмирала Колчака - Анатолий Матвиенко"

В Берлине и Санкт-Петербурге продолжали радоваться уничтожению Грандфлита, превратившегося из главного на планете в заурядные по численности военно-морские силы. Одновременно в Лондоне вешали ордена на сэра Джелико, торжественно перечисляя наименования германских и русских утопленных броненосных кораблей. А аналитики морских штабов занялись играми, двигая по карте деревянные фигурки в полпальца длиной, имитирующие линкоры и крейсера.

На узких совещаниях для избранных, проходивших не так празднично, как публичные награждения и чествования, звучали совершенно иные оценки.

Британский командующий обвинялся в напрасном разделении Грандфлита и поспешном бегстве в Портсмут. Из-за этого брошенный отряд линкоров Берни, изрядно потрепанный Макаровым, был почти целиком истреблен вернувшимся Шеером, а крейсера, заранее атакованные с воздуха и из-под воды, оказались один на один с уцелевшими броненосными кораблями союзного флота, спасаясь лишь скоростью и бегством. Поврежденные и не способные скрыться, они пошли ко дну.

Не оправдало себя чудо-оружие в виде огромных паротурбинных подлодок. Все три подводных крейсера, пытавшихся принять участие в операции, утонули. Лишь с подорвавшейся на мине в южном проходе Скапа-Флоу К-1 удалось снять часть экипажа, остальные подводники погибли. Потери русских сил от их действий — один миноносец, несоизмеримо жалкий приз.

Сэр Джелико опрометчиво проигнорировал сообщение с погибающей К-субмарины о воздушной атаке. Прочесать крейсерами и эсминцами акваторию сто на сто миль и обнаружить плавучую авиабазу не составляло труда, но он не счел это нужным. Из-за этого каждый пятый линкор до первого контакта с кораблями Шеера получил повреждения. Вообще, воздушное прикрытие операции оказалось из рук вон плохим, хотя вылеты единственного гидросамолета-разведчика позволили успешно действовать против засады субмарин у Оркнейских островов. Поэтому награжденный, обласканный и причисленный к национальным героям чуть ли не наравне с Нельсоном, адмирал Джелико обнаружил себя в очень почетной отставке с наказом больше не приближаться на пушечный выстрел к штабам и боевым кораблям.

В Адмиралтействе Русского Императорского флота тоже было над чем подумать. Во-первых, стало очевидно отношение кайзеровского командования к русскому союзнику. Шеер действовал в бою, задумываясь о собственных задачах и интересах, не слишком беспокоясь о Балтийской эскадре — утонет, и бог с ней. Во-вторых, как заметили многие военные, малые средства нападения — аэропланы, подлодки и катера — показали себя весьма действенным оружием рядом с дредноутами, но гораздо более дешевым. Соответственно раздалось множество голосов, призывающих заморозить строительство больших кораблей, бросив средства на подлодки, носители торпедоносных катеров и авианосцы.

На этой почве произошел серьезный разлад между великим князем Александром Михайловичем и адмиралом Макаровым. Разговор на повышенных тонах велся в кабинете Морского министра Григоровича, выходящего окнами на Неву и Васильевский остров.

— Бесконечно ценю вашу помощь, Ваше Императорское Высочество, — едва сдерживался Степан Осипович. — Однако вы изволите переоценивать морскую авиацию. Вы ссылаетесь на разговор с Александром Васильевичем, не учитывая, что перечить вам он не станет. Лучше прочитайте его рапорт на мое имя.

— И что там нового? — Великий князь, утвердившись окончательно в своем мнении, любые возражения принимал в штыки.

— Все известное, Ваше Императорское Высочество. Нежданный и сокрушительный успех есть следствие того, что британцы не предполагали, насколько страшной может выйти массированная атака торпедоносцев. Помню, в бытность командиром подводной лодки в 1877 году, я торпедировал в Золотом Роге турецкие броненосцы, что на стрельбище. Больше никто и никогда, смею заметить, подобного повторить не смог. А отчего? Не ждали османы. Теперь научены. То же и с авианосцами. Оружие правильное, но не главное. Флот обязан разные корабли иметь.

— Вы много сегодня говорили. И заслуг ваших никто не умаляет. Однако же, любезный Степан Осипович, консервативны вы чрезмерно, не хотите новое принимать. Двадцатый век диктует свои условия, а вы спустя сорок лет турка поминаете! Так что — увы. Боюсь, далее нам не по пути.