Читать книгу - "Проклятие Эгиды - Сона Исаева"

— Я по делам в городе, решил нанести визит вежливости, — тот мило улыбнулся, обезоружено разведя руками, — господин Гончий сейчас в отъезде, я так понимаю?

— По делам короны.

— Вы ведь знаете, что король издал указ уничтожить все места преклонения Хаосу, книги об его учении и все, что с ним связано в принципе? — Варнил проигнорировал вопиющий намек, что ему здесь не рады.

— Знаю.

Сын предводителя горняков бросил на меня долгий взгляд, игнорируя приближающихся людей Гончего.

— Я вечером нанесу визит. Вы меня очень обяжете, если доложите об этом хозяину, — улыбка вернулась на его лицо.

И был таков.

Какой-то странный тип. Чего приходил? Кошек на костре сжигать?

Вечером он вернулся, просто светски поболтать с недовольным Гончим. Потом еще несколько раз заходил, жутко всех раздражая. Гончий не мог отделаться от мыслей, будто тот что-то вынюхивает, а я не могла отделаться от преследующих видений, как Варнил разделывает мне шерсть, громко хохоча.

Но все отошло на второй план, когда Гончий вернулся после двухдневного отсутствия:

— На недосестру Мышки было совершенно покушение, — бросил он Фаркасу, устало потирая переносицу.

— Насколько все серьезно?

— Настолько, что сейчас вся свита жрецов Порядка вместе с раненой девушкой направляются во дворец, под защиту короны.

— Общество это примет?

— Ему деваться некуда. Король раздражен, насколько близко жрецы Порядка подобрались к власти, но у него связаны руки. Сам видишь, что творится.

— И?

— И мы едем во дворец. А наш маленький хаос, — он бросил на меня короткий взгляд, — надо там скрывать. Иначе они и ее уничтожат.

Глава 20

Даже ввиду последних событий переводы никто не отменял. Мне до сих пор не была понятна эта одержимость Гончего всем происходящим. Верность и служба королю? Гончий, вроде как, его тайный агент, выполняет «деликатные» поручения, но не более того. И как-то не особо заметила за этим человеком хоть чего-то, отдаленно попахивающего патриотизмом. Тем более, он чужак.

Страх за крах всего живого? Ну, во-первых, еще в начале нашего знакомства он тонко намекнул, выразившись в грубых формах, что ему плевать на мир. А во-вторых, он верит своей команде переводчиков. Насчет предсказания у нас информации не было совсем, но вот исходя из того, что уже было, хорошего мало.

Жрецы Порядка, которые все ближе подбирались к королю, а вместе тем и к власти, попросту врут. Либо сами заблуждаются.

В любом случае атмосфера накалялась все сильнее. А мне сосредотачиваться на переводе было все сложнее. И усугублялось дело не только тем, что Гончий как одержимый бросил еще больше сил на поиски Мышки, а по вечерам разглагольствовал все больше о моей жизни: чем дышала, кого любила, почему все-таки не доверилась «единственному, кто мог ее спасти», а тем, что сейчас где-то там во дворце лучшие лекари боролись за жизнь Зарины.

И я, кажется, скоро ее увижу…

… - Совет Старейшин негодует, — продолжал свой доклад Фаркас, — королю все труднее сдерживать их от раскола.

— Какого проклятого этим храмовникам понадобилось во дворце? — Прорычал Гончий, который решил ехать в карете только, чтобы присматривать за своим хвостатым переводчиком.

А вот эта его привычка наматывать мой хвост себе на палец бесила больше всего. Фаркас нежно чесал за ушком, что было приятно, хоть я до конца не определилась, относиться ли к этому, как к чему-то неприличному. Но Пьетро успокоила, сказав, что даже если бы он отважился почесать за ушком какую-нибудь юную девушку, то, в первую очередь, оторвала бы руки ему, а уж потом уши девушке.

— Ты и сам знаешь.

— Знаю, — выдохнул Гончий, подтянув меня ближе к себе за заднюю лапку, когда я в очередной раз попыталась высвободить свой хвост.

— Жрецы Порядка в пограничных регионах уничтожили последние храмы Хаоса, устроили показательные казни, даже детей не щадили, у кого в крови, по их мнению, текла хотя бы капля Хаоса, а теперь все ближе подбираются к столице.

— Среди знати намечается раскол. Кто-то пытается защитить своих подданных, а кто-то пошел на поводу у Порядка. Раньше они всегда стояли в стороне от политики, а сейчас, когда эти фанатики по локоть засунули руки в их дела… Думаешь, будет гражданская война?

Да отдай ты мой хвост!

— Леди не нравится, когда ты ее трогаешь, — усмехнулся Фаркас, когда я укусила Гончего за руку.

— Леди потерпит, — и опять этот странный взгляд, только на этот раз чуть дольше обычного. И раздражающие прикосновения сменились нежными поглаживаниями. Даже я опешила от такой перемены. Нет, к долгим странным взглядам в свою сторону уже привыкла, но вот к таким прикосновениям — нет. И что это на него нашло? — Сейчас все зависит от того, как его величество себя поведет. Повернуться в сторону храмовников, значит, подпустить их к власти немыслимо близко, а отвернуться от них — потерять знать.

Фаркас в задумчивости уставился в окно. Вот ему не нравилось, что творится вокруг, где-то на глубинном уровне. Он не считал, что вера имеет право распоряжаться жизнями. У Фаркаса парадигма максимально проста: есть суд людской, а есть суд Богов. И нельзя выносить приговор, прикрываясь Богами, как это делают жрецы Порядка. Это людское преступление, и храмовники должны понести наказание.

Но чем больше бед обрушивалось на простых людей, тем больше знать доверялась храму. Посевы становились все менее плодородными, скот погибал, люди от голода падали замертво прямо в колодцы, из которых набирали воду, тем самым отравляя ее.

Людям нужны были ответы. Их господа им дать не могли, но тут пришли те, кто якобы говорил с Богами. А в такое Фаркас не верил. Пообещали, что все уладят, вот только люди должны вернуться на путь истинный, а перед тем сжечь неугодных. Это Фаркас и вовсе осуждал.

Он запросто мог убить человека, не раз сражался спиной к спине с Гончим, но детей? Убийства детей даже во имя Богов Фаркас не понимал никак.

— Боги еще выскажутся, — тихо проговорил он больше себе, чем нам.

— Они уже начали говорить, — усмехнулся Гончий, глядя в окно.

Я так увлеклась сражением с рукой Гончего за мой хвост, что не заметила звуки, доносившиеся с улицы, а там творился хаос… Люди кричали, выбегая на улицы, другие, в серых балахонах, выбрасывали их скромные пожитки из домов, кое-где в деревне горели отдельные кучи скарба. Прямо сейчас какую-то рыдающую девушку заковывали в кандалы, которые смотрелись слишком неестественно на ее худеньких запястьях. Женщина бросилась в ноги людям, заковавшим девушку, о чем-то молила их, заламывая руки, но