Читать книгу - "Заступник и палач - Денис Юрин"

– Ага, значит, божество развлекается, скучно ему! – разозлился бывший солдат на бездействие союзника и одарил колдуна гневным, многообещающим взглядом узко прищуренных глаз.

Свиная кость больно ударила Палиона по левому виску, подав весьма ощутимый сигнал, что бездействие чревато последствиями. Вебалс молчал и, задумчиво подняв невинные глаза кверху, продолжал изучать грязевые разводы на потолке. Лачеку предложили на выбор три стандартных варианта, а следовательно, можно было найти и четвертый, оптимальный с точки зрения трех, противоречащих друг другу показателей: личной безопасности, соблюдения законности и, как ни странно, прибыльности.

Громче всех хохотали, естественно, разбойники-бородачи. Трое из них повскакали с мест и одобрительно захлопали по оголенным плечам силача-виноноса. Тот, в свою очередь, позабыв о бочонке, вскочил на стол и загорланил навесь кабак, как победный гимн, непристойную песню, демонстрируя полнейшее отсутствие слуха, но наличие голоса.

Не встав со скамьи и даже не повернувшись назад, Палион резко выкинул руку. Все та же свиная кость юлою закрутилась в воздухе и, рассекая густые винные пары, завершила полет точно в глотке бородатого ревуна. Грузное тело на секунду застыло, а затем повалилось на стол, свозя посуду, кубки и опрокидывая беснующихся рядом товарищей. Пока разбойники поднимались, певец умер: тяжелый снаряд раздробил ему нижнюю челюсть, а острые края превратили разорванную гортань в кровавое месиво. – Кто еще потешиться изволит? – раздался в гробовой тишине низкий мужской голос.

Опешившие посетители удивленно моргали глазами, глядя, как еще несколько секунд назад безнаказанно закидываемый объедками солдат в форме карвелесского наемника поднялся со скамьи и, вытащив меч, застыл посредине залы. Больше шутников так и не нашлось, даже разбойники притихли над мертвым телом товарища и не спешили накидываться на смельчака. Пара посетителей с крайних столов стали потихоньку пробираться к выходу, но метко брошенный в их сторону табурет, пресек на корню попытку позорного бегства.

– Разговор еще не закончен, – отчеканил холодный и жесткий голос Палиона, явно не удовлетворенного молчаливым признанием его мужественности. – Мне было нанесено оскорбление. Я не рыцарь, не благородного происхождения, поэтому не беспокойтесь, вашей кровью позор смывать не буду, как-нибудь обойдемся деньгами. С вас, весельчаки, – Палион указал острием меча на разбойников, – по тридцать синдоров, с корчмаря сотня, нечего бардак в заведении разводить, а со всех остальных по десятке!

– Вот это ставки, – присвистнул себе под нос приятно удивленный Вебалс.

– Чего лыбишься, крысохвостый? С тебя тоже причитается… – бросил ему через плечо вошедший в раж Лачек. – Вместе со всеми ржал, так вместе и плати! Карман пуст, куртку снимай!

Рискованная затея удалась, присутствующие предпочли расстаться с деньгами, чем перечить сумасшедшему, так метко бросавшему кости. Собрав богатый урожай медяков и серебра, Палион завернул добычу в куртку колдуна и, не спеша убирать меч, медленным шагом направился к выходу. Единственным, кто не стал жертвой наглого грабежа, был пьяный подмастерье, проспавший на столе в луже своих испражнений до самого утра. Очевидцы утверждают, что в ту ночь на стене корчмы неизвестно откуда появилась выцарапанная мечом надпись: «Здесь откушивал Палач!»

«Что со мной творится? Что происходит? Зачем я это делаю, зачем?» – слишком много вопросов гнездилось в голове Палиона и не давало ему покоя. С момента высадки на Шатуре, или, как принято было называть эту забытую планету в его мире, РЦКб78, прошло не более четырех дней, ас ним уже начало твориться что-то неладное. Организм разведчика ощущал странную метаморфозу, происходящую внутри: взгляд стал каким-то другим, изменились походка, движения, заострились черты лица. Быть может, это всего лишь сказывалась слишком быстрая адаптация к новому климату, а может, дело было и в чем-то другом. Палион подозревал, что время от времени Вебалс позволял себе покопаться в его голове, но делал это колдун весьма осторожно, разведчик ничего не чувствовал.

Кроме внешних изменений, которые были слишком незначительными, чтобы делать какие-то выводы, с Палионом творилось что-то еще. Он уже не был прежним майором Лачеком, штрафником-диверсантом, отправленным в одиночку на опасное задание. Мозг солдата постепенно начинал мыслить в иных, непривычных для цивилизованного человека категориях и быстро, очень быстро забывал все то, что осталось на Небесах.

Нет, Палион отчетливо помнил все даты и цифры из своей биографии, мог вывести четкую хронологическую последовательность произошедших с ним за последние три года событий, в точности припомнить мотивацию и причинно-следственную взаимосвязь каждого из своих поступков, но вот актуальность этой информации стала неожиданно стремиться к нулю. Друзья, знакомые, сослуживцы, когда-то любимые женщины – все они превратились в игрушечных марионеток, стали чужими, инородными существами для нынешнего, только формирующегося «я» разведчика.

Непривычное ощущение укреплялось в сознании и росло: все то, что осталось в «большом мире», было не важно, значимыми являлись лишь те события, что происходили здесь, на Шатуре. Он чувствовал, как перерождался, становился другим человеком, и та неизвестность, что поджидала его в тумане грядущего, притягивала его все больше и больше.

Узкая улочка внезапно окончилась, местами уцелевшая Мостовая привела разведчика к кромке воды. Впереди простирался небольшой водоем, используемый неприхотливыми жителями Нижнего Дукабеса как источник воды, а заодно бадья для стирки грязного белья и не более чистых тел. Дарившее в нищенских кварталах свинство поражало Палиона. Он мог понять многое, представить, что действительно существуют обстоятельства, толкающие людей на нищету и бродяжничество, но несоблюдение элементарных правил гигиены представителями городских низов не укладывалось в узких рамках его восприятия.

Как назло, Вебалс не торопился перебираться в верхние кварталы, и союзникам вот уже целые сутки приходилось обитать среди голытьбы, нечистот и зловонного смрада, исходившего не только от людей и валявшихся под ногами отбросов, но и от прогнивших, перепачканных в испражнениях стен бедняцких халуп. Городская стража, уважающие себя воры и сборщики податей редко посещали Нижний Дукабес, притом избегали визитов исключительно из эстетических соображений.

Мелкие переливы водной глади немного успокоили разведчика. «Вся жизнь основана на двух процессах: возбуждение и торможение. Огонь будоражит кровь, вода нервишки успокаивает, – родилась в голове глазевшего на грязный пруд Палиона далеко не новая идея. – Единство и борьба противоположностей, без них никуда…»

– Это прямо о нас, – раздался за спиной Палиона знакомый голос. – Один приблуда из внешнего мира, а второй раритет давно забытого прошлого. Терпеть друг дружку не можем, но поодиночке сдохнем через денек-другой.

Тихо подкравшийся сзади колдун опять занимался излюбленных делом, бессовестно ворошился в чужих мыслях. Палион уже не злился, а постепенно привыкал к дурной привычке компаньона и относился к «прозрачности» собственной головы, как к неизбежным издержкам походного образа жизни. Если приходится тесно общаться с умалишенным, глупо требовать от него трезвости взглядов и соблюдения общественных норм. Проще самому привыкнуть к чудачествам, чем пытаться вылечить чужой недуг.