Читать книгу - "Голоса - Урсула Ле Гуин"

— А зачем?

— Ну, например, если ты чего-нибудь хочешь, то повторяешь за жрецами молитву, ударяешь лбом о землю и про себя просишь Аттха, чтобы он тебе это дал.

— То есть молишься, чтобы бог тебе что-то ДАЛ? Как это? Разве можно молиться, чтобы тебе ЧТО-ТО ДАЛИ?

Он уже смотрел на меня, как на слабоумную. Но я глаз не отвела и продолжила атаку:

— Какую-то ерунду ты городишь! — На самом-то деле мне хотелось понять, что с его точки зрения значит «молиться», но я никак не могла допустить, чтобы он почувствовал свое превосходство надо мной. — Ведь нельзя же молиться из корыстных побуждений!

— Конечно же, можно! Ты, например, молишь Аттха, чтоб он даровал тебе жизнь и здоровье, а также… все остальное!

Я прекрасно его понимала. У нас испуганный человек всегда невольно взывает к Энну. Или молится богу Удачи, желая эту удачу обрести. Только это редко получается, именно поэтому бога Удачи и называют Глухим Богом. Но ничего этого я Симме не сказала, а презрительно бросила:

— Это же настоящее попрошайничество, а не молитва! Мы молим своих богов о благословении, а не о каких-то житейских вещах!

Похоже, мое заявление его потрясло. Еще бы, я ведь спутала всю эту стройную схему, в которой он совершенно не сомневался. Он насупился и буркнул:

— А ты и не можешь получить благословение. Ты же не веришь в Аттха!

Теперь уже была потрясена я. Нет ничего хуже, чем сказать кому-то, что он не может получить благословение! Хотя Симме совсем не был похож на человека, которому могла бы в голову прийти подобная жестокость. Помолчав, я спросила — куда более осторожно, чем прежде:

— Что значит, по-твоему, «не верить в Аттха»? Он опять недоуменно на меня уставился.

— Ну, верить в Аттха значит… верить в то, что Аттх — бог.

— Ну конечно, он бог. Все боги — это боги. Почему же и Аттху богом не быть?

— Те, кого ты называешь богами, это демоны! Я задумалась.

— Не знаю, верю ли я по-настоящему, что на свете есть какие-то демоны, но я точно знаю: боги есть. И я совершенно не понимаю, почему нужно «верить» в существование одного-единственного бога, а в существование других — нет.

— Потому что если ты не веришь в Аттха, значит, ты проклят и после смерти превратишься в демона!

— Это кто так говорит?

— Наши жрецы!

— Неужели ты этому веришь?

— Конечно! Уж жрецам-то все о таких вещах известно! — Симме явно чувствовал себя не в своей тарелке, потому и отвечал так сердито.

— Не думаю, что твоим жрецам так уж хорошо известно, кто и во что верит у нас в Ансуле, — сказала я, с некоторым опозданием понимая, что спорить с ним — это далеко не лучший способ что-нибудь у него узнать. — Хотя, возможно, о вере жителей Асудара они действительно знают все. Но здесь-то ведь все по-другому!

— Потому что вы язычники!

— Да, — согласилась я, — мы язычники. И поэтому у нас множество богов. Вот только никаких демонов у нас нет. И жрецов тоже нет. Как нет и храмовых проституток. Разве что совсем крошечные, ростом не выше шести дюймов.

Симме молчал. Хмурился. Я тоже немного помолчала и спросила:

— Говорят, ваша армия пришла сюда в поисках какого-то особенного, очень дурного места? — Теперь я очень старалась держаться дружелюбно, но чувствовала собственную неискренность, и мне казалось, что все вокруг тоже ее замечают. — Какую-то дыру в земле, из которой, по слухам, вылезают разные злые духи?

— Да, кажется, так.

— А зачем?

— Не знаю. — Он снова насупился и, стараясь на меня не смотреть, все отводил в сторону свои блеклые глаза.

Мы сидели в тени под стеной конюшни прямо на каменных плитах, и я машинально стала чертить в пыли квадратики, сама с собой играя в «крестики-нолики».

— А еще говорят, что у вас в Медроне царь умер, — помолчав, сказала я совершенно спокойно. И нарочно воспользовалась нашим старинным словом «царь», а не их пышным выражением «ганд всех гандов».

Он только кивнул. Наш спор о вере его совершенно обескуражил. Он долго смотрел на меня, потом вдруг решился:

— Мекке сказал, что, возможно, новый правитель прикажет нашей армии вернуться домой, в Асудар. Ты-то небось обрадовался бы, да?

Я только плечами пожала:

— А ты разве нет? Он промолчал.

Мне хотелось заставить его продолжить разговор, но я не знала, как это сделать.

— Это игра в фит-фет, — сказал он.

Теперь уже я посмотрела на него так, словно он спятил. Потом догадалась: он имел в виду те квадратики, что я нарисовала на пыльных каменных плитах. Он нарисовал горизонтальную линию в одном из квадратиков, а я вертикальную — в другом.

— А у нас это называется еще «забавой для дураков», — сказала я, с облегчением вздыхая. Мы, разумеется, сыграли вничью — так всегда и бывает, если, конечно, ты и впрямь не полный дурак. Потом Симме показал мне, как играть в «Найди засаду» — когда у каждого свой расчерченный на квадратики «тайный» участок, и на нем некоторые квадраты особым образом помечены — это и есть «засада». Нужно по очереди, как при игре в «морской бой», отгадывать, где находится «засада» противника, и тот, кто первым отыщет все помеченные квадраты, тот и выиграет. Симме выиграл два раза из трех и существенно приободрился; во всяком случае, стал куда более разговорчивым.

— Вообще-то, я очень надеюсь, что армию все-таки отправят в Асудар, — признался он. — Я хочу жениться. А здесь мне жениться нельзя.

— Почему же? Ганд-то ваш женился, — фыркнула я и сама испугалась: похоже, я зашла слишком далеко. Впрочем, Симме только усмехнулся и тоже довольно непристойно хмыкнул.

— Ну как же, на «царице Тирио»! — воскликнул он насмешливо. — Мекке говорит, она-то как раз и была раньше одной из храмовых проституток. А потом на ганда Иораттха чары навела.

Я не выдержала. Мне осточертели эти дурацкие разговоры о храмовых проститутках.

— Да нет у нас и никогда не было таких храмов, в которые человеку можно войти! — рассердилась я. — Вот праздники у нас раньше были замечательные. Весь город тогда праздновал. И торжественные процессии мы устраивали, и танцы… А потом пришли ваши альды и все это запретили. Ваши солдаты убивали каждого, кто всего лишь танцевать пытался… Напридумывали вы себе всяких демонов и сами же их до смерти боитесь! — Я встала, ногой стерла нарисованные в пыли квадратики и пошла прочь, к конюшне.

Но, оказавшись там, поняла, что не знаю, как быть дальше. Меня мучил стыд: я все-таки не сумела стерпеть и сбежала! Заглянув в конюшню, я увидела Бранти, и он приветствовал меня тихим ржанием. Бранти угощался овсом из кормушки — изящно, понемножку брал зерна губами, стараясь растянуть удовольствие. Старый конюх сидел рядом на козлах для пилки дров, не сводил с Бранти глаз; на лице его написано было, по-моему, самое настоящее обожание. Конюх кивнул мне, а Бранти опустил голову и вновь занялся своим овсом. Я прислонилась к столбу и скрестила руки на груди, очень надеясь, что вид у меня достаточно отчужденный и неприступный.