Читать книгу - "Лилия для Шмеля - Алиса Ганова"

— Это добрейшая детская история про упрямого, но хорошего мальчика.

— Добрая?! — прошипел герцог, грозно сводя брови. Вот-вот взорвется и начнет мне угрожать.

— Можете остаться и слушать ее с Вейре, — добавила выдержанно. — Мне нечего скрывать.

— А вот и останусь! Останусь и послушаю! И если она мне не понравится…!

— Придумаете сами интересное завершение, где Нильс-Вейре побеждает хитрых крыс, спасает замок и всех его жителей и становится героем, — я знала, что нельзя показывать страх, нельзя скандалить со взбешенными людьми, но как же тяжело дается выдержка!

Герцог сомкнул губы и отвернулся. Так мы и приехали в его особняк.

Карета еще не проехала ворота, к нам уже спешили слуги. И едва я спустилась, меня сразу же повели в дом, без всяких этикетских штучек, от чего я все больше переживала о Вейре. Пусть папаша у него истеричный выскочка, но мальчишка же хороший! Даже как будто бы и не родной герцогу.

На второй этаж особняка мы взлетели. Я так спешила, что лишь мельком отметила роскошное убранство дома. Вот свернула и оказались перед красивой дверью с позолотой.

Слуга, дежуривший у нее, уже хотел открыть ее, как я спохватилась:

— Прежде чем входить — следует помыть руки!

— Вам не все ли равно?! — зашипел герцог, следовавший прямо за мной. Я не выдержала — развернулась и едко выпалила:

— Мне все равно, а Вейре нет! Он слаб, и к нему следует заходить с чистыми руками. Еще желательно поверх одежды накинуть чистую простыню, чтобы не принести с собой чего-то болезнетворного!

— Да вы сумасшедшая! — выплюнул хозяин дома с такой ненавистью, что его красивое, благородное лицо некрасиво скривилось. Не знаю, чем бы закончилась наша перепалка, но в наш разговор вмешался полный, лысоватый мужчина, выглянувший из комнаты:

— И все-таки в словах миледи есть правда, — незнакомец подошел ближе, чтобы рассмотреть на меня. — Однако удивлен, что юные леди об этом знают.

— Я много читаю, — ответила я.

Герцог злился, даже покраснел от гнева, но кивнул слуге, и тот убежал. И почти сразу же вернулся с простыней, которую на меня этот мужчина и намотал. После чего махнул рукой, приглашая:

— Пойдемте.

Подняла на него глаза, и он представился:

— Доктор Кратье.

Я кивнула и вошла в комнату Вейре. За мной вошел доктор, а следом герцог.

В детской было душно, темно. Окно занавешивала плотная штора, и большую комнату освещала лишь приглушенная лампа. Ее жемчужный белый свет падал на бледного Вейре, многочисленные игрушки, в изобилии сиротливо стоявшие у огромной кровати, от чего мне стало страшно.

Худой, изнеможенный ребенок лежал с закрытыми глазами. Пряди его темных волос разметались по подушке. И на этой огромной постели он казался таким маленьким, беззащитным, одиноким, что мое сердце сжалось от жалости. Я позабыла о зрителях, следивших за мной, и шагнула к малышу.

У кровати стоял стул, но от него до Вейре далеко, просто так не дотянуться, и я, плевав на все, осторожно, стараясь не всколыхнуть ребенка, села на край постели.

Медленно нагнулась, вздохнула и приложила руку к детскому лбу. Вейре не шелохнулся. Но что самое удивительное — у него не было температуры. Я испугалась. А вдруг воспаление, которое проходит незаметно?! А вдруг еще что-то! А вдруг…! Множество страшных предположений взметнулось в голове.

Я не знала, что делать, как помочь — а малыша так жаль! Он лежал такой невероятно грустный, что мне захотелось обнять его, согреть его. Именно поэтому я осмелилась нагнуться к нему и тихо-тихо, со всей жалостью и нежностью в голосе, позвала:

— Вейре!

Он не отозвался. Я поджала губы, чтобы не расплакаться, и принялась просто перебирать темные прядки. И тогда Вейре неожиданно вздохнул, его веки чуть дернулись, и я услышала тихий, щемящий грудь, шепот:

— Мама?

И за спиной где-то совсем рядом что-то громко хрустнуло.

— Герцог! — с укоризной прошептал доктор.

Тот не ответил. Зато стремительно вылетел из комнаты.

Как только он ушел, мне стало легче дышать. Я перестала быть натянутой струной, наклонилась ниже и почти в самое детское ушко прошептала.

— Нет, милый, это Корфина. Корфина Мальбуер. Та что с Жужем. Вредным маленьким Жужем.

На бледных сухих губах Вейре появилась едва заметная полуулыбка.

— Я… ждал… вас.

И от таких простых слов я едва не разрыдалась. Вот же истеричка. Понадобилось время, что взять себя в руки.

— Хочешь, я расскажу окончание истории?

Малыш едва заметно кивнул головой.

— Сначала микстура… — спохватился доктор, и Вейре тут же скривился.

— А, может быть, лучше свежей воды? — посмотрела на Кратье с надеждой, и он кивнул.

— Хорошо. Сейчас принесут.

— И серебряную ложечку! — напомнила я.

Уже скоро я поила Вейре с ложечки. И лишь когда вдосталь напоила, спохватилась, что у него может быть какая-то инфекция. Но было уже поздно.

«Как Видий рассудит…» — вздохнула и принялась нашептывать на детское ушко продолжение истории про Нильса…

Конечно, слабенький Вейре то и дело засыпал, потом тревожно просыпался, и я снова начинала рассказывать то, что только что рассказывала. Успокоенный моим присутствием, малыш успокаивался и снова засыпал, но как только я попыталась слезть с постели, донесся тихий голосок:

— Не уходите!

— Не уйду, Вейре. Только сяду на стул.

— Не хочу, — прошептал он, и я так и осталась полулежать с ним на постели. Спасибо доктору — подложил подушку под спину, и я смогла удобно расположиться, иначе бы бедная моя шея.

Вейре снова заснул, но он так жаждал узнать окончание истории, что разговаривал во сне.

В таком состоянии я не рискнула рассказывать волнительных моментов и наспех придумала хороший конец. Однако Вейре просил рассказать его снова и снова, особенно про то, как Мартин подхватил Нильса у кромки воды, а филин подал упавшую в воду дудочку.

Сама не заметила, как задремала тоже. А когда очнулась, поймала на себе неприязненный взгляд герцога, сидевшего в кресле и не спускавшего с меня глаз.

Лежать при нем было неудобно, но Вейре спал и во сне держался за мою руку. Герцог это видел и именно за это ненавидел меня. Понимаю его досаду, но разве я в этом виновата?

Так я и лежала в помпезной детской, окруженная ненавистью герида, теплом Вейре и невольно думала, какие же они разные.

Герцог сложный человек. Честолюбивый, здоровый, полный сил, бодрости. Он даже двигается ловко и грациозно, хотя смешно так говорить о мужчине. И по сравнению с ним Вейре, как сломанная игрушка — одинокий, болезненный мальчик, без матери, мачехой которого станет та самая красавица. Только нужен ли ей чужой больной ребенок? Или я наговариваю на нее из зависти, и она станет хорошей мачехой?