Читать книгу - "Чарослов - Блейк Чарлтон"

Второй была зеленоглазая смуглянка Дейдре, одетая в белые одежды друида с деревянными пуговицами на рукавах.

— Простите, магистр. Я подожду в коридоре… — Нико умолк, только сейчас заметив, что лицо Шеннона усеяно мелкими порезами.

— Все в порядке, мой мальчик, — спокойно произнес Шеннон. — Заходи. Мы тебя ждали. — В руках магистр держал свой журнал, водя пальцем по тисненой звездочке на обложке. — Не обращай внимания на эти царапины: я заработался допоздна и случайно отвлекся, колдуя над одним старинным гримуаром. Слегка поцарапало взрывом. — Он указал журналом на лицо.

— Да, магистр, — неуверенно ответил Нико. Каждый год поступало несколько сообщений о самоуничтожении древних томов, но чтобы подобное случилось с архимагом?.. Маловероятно.

Пустые глаза старика смотрели прямо на Нико.

— А как твои дела? Никаких ночных происшествий в Барабанной башне?

Нико нервно покосился на незнакомок.

— Мы устроили небольшую схватку на джежунусе. Прошу прощения, если мы кого-то побеспокоили.

Лицо Шеннона смягчилось.

— Это ерунда, не переживай. Позволь, я представлю тебе наших гостей. — Он указал на волшебницу. — Магистр Амади Океке, стражница из Астрофела.

Нико поклонился, и женщина кивнула.

— И Дейдре, член делегации Увядшего древа.

— Простите, магистр, — перебила друидка. — Но я не представляю здесь Увядшее древо. Мы с моим защитником — независимые наблюдатели.

Нико с трудом заставил себя не пялиться. Дейдре и в темноте показалась ему привлекательной. Но сейчас, когда она стояла у окна, в отблесках солнечного света, ее глаза вдруг стали зеленее, кожа — смуглее, струящиеся черные волосы заблестели ярче. Теперь она выглядела сногсшибательно — и до боли знакомо.

Слепой взгляд Шеннона бродил по потолку.

— Ну что ж, Никодимус, в таком случае поприветствуй Дейдре, независимого эмиссара из Драла.

Нико заволновался. Шеннон упомянул, что они его ждали. Неужели ночной разговор с друидкой каким-то образом всколыхнул интерес к его какографии?

Он поклонился Дейдре.

— Почеши! — крикнула Азура, взлетая с кресла Шеннона. Нико вовремя поднял руку, подставляя ее летящему в его сторону попугаю.

— Расскажите мне еще раз о вашей птице, — сказала удивленная Дейдре. — Я-то думала, ваш фамильяр не может общаться ни с кем другим.

Шеннон повернулся к друидке. Ответил он не сразу.

— Азура иногда доставляет весточки Нико, однако ее диалект нуминуса понятен лишь мне. — Золотая фраза протянулась со лба Шеннона к фамильяру. Птица закивала и перепорхнула на плечо к хозяину. — То ли в результате многолетнего контакта с магией, то ли из-за языковых травм — но некоторые волшебники с годами полностью теряют обычное зрение. — Шеннон указал на свои бельма. — Вот и меня время не пощадило. Зато такие, как я, могут быстро обмениваться информацией с животными-фамильярами.

Волшебника и попугая соединили два потока нуминуса. Теперь Шеннон смотрел прямо на Дейдре.

— Этот протокол позволяет мне смотреть на мир глазами Азуры. Что я сейчас и делаю.

Дейдре разглядывала мужчину и птицу.

— Странные у вас, волшебников, приемы.

И снова Шеннон тянул с ответом.

— Я слышал, у друидов также существует необычная связь с животным миром. Будем надеяться, этот Совет не только позволит продлить договоры, но и поможет нам лучше узнать друг друга.

Нико впервые слышал, чтобы старик так осторожничал и так тщательно подбирал слова.

Азура, видимо, решила, что Шеннон увидел достаточно, оборвала поток нуминуса и принялась теребить в клюве серебристую прядь волос хозяина.

— Полагаю, пора посвятить мальчика в курс дела, — заговорила магистр Океке.

Губы Шеннона сжались, а затем магистр жестом указал на три кресла.

— Присядем. Никодимус, мы не планировали эту встречу, все получилось само собой. Сегодня утром мы с Дейдре столкнулись в коридоре, и она завела разговор о тебе. А магистр Океке возникла на пороге моего кабинета несколько минут назад, весьма неожиданно…

— Мне бы хотелось услышать мнение мальчика о пророчестве Эразмуса, — сообщила стражница, переводя невозмутимый взгляд с Шеннона на Дейдре.

Щеки Нико залила горячая краска. Шеннон повернулся к стражнице:

— Вижу, ты время даром не теряла. Решила вплотную заняться местными сплетнями?

Друидка, которая до этого лишь молча переводила взгляд с одного волшебника на другого, решила вмешаться и добавила, улыбаясь уголками губ:

— Кстати, меня тоже интересует это пророчество.

Стражница нахмурилась, глядя на соперницу.

Три мастера колдовских дел в одной комнате, причем все трое не доверяют друг другу… Нико предпочел бы оказаться где угодно, даже среди исходящих слюной оборотней — лишь бы не в этой опасной компании.

— Собственно, тут и говорить не о чем, — заявил Шеннон. — Никодимус не Альцион.

— Откуда такая уверенность? — Зеленые глаза Дейдре сверлили старика. — Может, нам стоит начать с того, что именно предсказали первые волшебники?

Шеннон начал было отвечать, но затем умолк. Пророчество имело прямое отношение к религии и потому редко обсуждалось внутри различных магических сообществ. В лучшем случае это считали неприличным, а в худшем — объявляли богохульством.

Однако Шеннон не мог оставить без ответа прямой вопрос гостьи:

— Эразмус предрек войну Разобщения — финальную битву между демонами и человечеством, которая разразится, когда дьявольское отродье найдет способ покинуть древний континент, чтобы завоевать наш мир. Предсказано, что Лос возродится и возглавит Пандемониум, великое демоническое войско, и поведет злобные орды через океан, дабы уничтожить языки человеческие — все до единого. Чтобы дать отпор силам Пандемониума, Эразмус основал Нуминический Орден Гражданской Магии. Согласно пророчеству самого Эразмуса, у Ордена есть лишь один шанс одолеть врага: последовать за великим чарословом, который прославится как Альцион, или Зимородок^[2].

Дейдре заерзала в кресле.

— Постойте. Разве есть в мире сила, способная уничтожить человеческую речь?

Магистр Океке раздраженно ответила:

— Демоны применят особые чары, так называемые метазаклятия, способные отделять значение языка от формы.

Друидка с недоумением посмотрела на стражницу.

— Магистр Океке имела в виду, — объяснил Шеннон, — что они разорвут связь между означающим и означаемым. Знакомые слова и фразы приобретут совсем другой, неожиданный, смысл. Цивилизация погибнет, а люди станут похожи на одичавших зверей.