Читать книгу - "Год Крысы. Путница - Ольга Громыко"

— Я рублю этот узел.

— Что?!

— Я уверена, что вы неправы, но не могу понять, в чем именно. Просто знаю. Так что извините, но я пойду. Замерзла уже, да и друг будет волноваться. — Рыска подумала, не добавить ли вежливое «до свидания», но снова видеться с наставником Алька ей вовсе не хотелось, а «прощайте» вышло бы еще наглее молчания. Поэтому девушка просто развернулась и пошла к кормильне, гордо расправив плечи. «Дойду, в спину не ударит», — уверенно подсказывал дар видуньи.

Ударил, только не клинком, а ответом на вопрос, о котором девушка уже позабыла.

— Я не теряю надежды, что из Алька выйдет замечательный путник. Или яркая «свеча». И я готов подождать — любого исхода.

Рыска только сейчас сообразила, что крысы у него при поясе не было.

* * *

В бутылях сильно убыло, прибыв в основном в Альке. Взгляд у саврянина стал совсем стеклянный, но из него хотя бы исчезла боль. Жар тренькал на гитаре, простенький приятный мотивчик вплетался в шум кормильни, не привлекая особого внимания. А жаль: вору его очень не хватало. Неделя, конечно, не полгода, но Жар не привык обходиться без подружки дольше пары ночей. Увы, все девицы, которым он выразительно подмигивал, кривили подкрашенные губки и отворачивались. Бродяги с недельной щетиной, которым не хватило даже на приличное вино, их не интересовали.

— Тебе какие больше нравятся — черненькие или беленькие? — Язык у Алька уже заметно заплетался.

— Я их не по волосам оцениваю, — многоопытно возразил Жар. — Вон у той… ничего.

— А зад как доска, — безжалостно заметил саврянин.

— Ну это кто с какой стороны любит. — Вор с опаской оглянулся на дверь, но Рыска еще не вернулась. Живот ей, что ли, прихватило?

— Д-дай сюда, — Альк внезапно перегнулся через стол и выдернул у Жара гитару, — щас мы их… подманим. Всяких.

— Отдай, — возмутился вор, — ты же пьяный, струны порвешь!

— Я — пьяный?! — Саврянин с нажимом мазнул рукой по гитаре, заставив ее возопить на все семь голосов. — Ха! Да я еще даже не начал пить.

— Вот и петь тоже не начинай!

Альк, не обращая на него внимания, принялся подкручивать колки.

— Что ты делаешь? У меня запасных нету!

— Ничего, сопрешь где-нибудь. — Саврянин прокашлялся и громко, хоть и не шибко уверенно взял аккорд.

Разговоры поутихли, люди стали оборачиваться — кто с любопытством, кто раздраженно, и при виде белокосого пьянчуги их настроение отнюдь не улучшилось. Жар приготовился затыкать уши, но последующий проигрыш, длинный и сложный, Альк исполнил на удивление хорошо. Напряженная тишина сменилась тишиной выжидательной.

Завтра наше время закончится,

Разлетится драными клочьями,

Утром, криком вороньим порченным,

Заплету в клинок одиночество.

В дверях появилась Рыска, какая-то взъерошенная и растерянная, непрерывно оправляющая одежду, хотя с ней все было в порядке. Увидела певца — и застыла с раскрытым ртом.

Пальцы перескочили по грифу, сломали ритм — для припева.

И сказал бы, что все наладится, —

Только лгать тебе не умею.

Чуть шагнуть за порог успею,

Как следы мои ветром сгладятся.

Не сказать чтобы Альк был таким уж великим менестрелем, да и песню он пел не свою, по крайней мере Рыска где-то ее слышала. Но манера исполнения завораживала, пробирала до косточек. Голос то набирал силу, то понижался до полушепота, и казалось, это к тебе, к тебе одной обращены страстные слова, от которых сладко щемит в груди.

Драгоценная, верная, чуткая,

Все отдал бы за счастье наше я —

Да никто в небесах не спрашивал,

Торговаться с богами хочу ли я.

Плакать некогда, не в чем каяться:

Что получено, то оплачено,

Не сыграть эту жизнь иначе нам —

Ведь иначе не жить, а маяться…

На дорогах судьбы распутица,

Грязь да холод — куда направиться?

Вправо, влево, вперед — что нравится,

Лишь назад, увы, не получится…

Завтра утром… Спи, моя милая,

На плече моем до рассвета.

Пусть впитается в память это,

Пусть нас это сделает сильными…[1]

Музыка стихла, но никто из слушателей не шелохнулся. Альк довольно ухмыльнулся, не поднимая головы, и стал наигрывать другую мелодию. Опять — долгое виртуозное вступление, игра на публику: мол, брякать в лад все умеют, а поди на одной музыке выедь! Хрипловатый голос влился в нее так неожиданно, что слушатели невольно вздрогнули. Жар побледнел и попытался пнуть Алька под столом, но тот непринужденно развернулся, убрав оттуда ноги, и продолжил петь.

На саврянском.

У Рыски екнуло сердце, но, к ее изумлению, толпа как будто ничего не заметила. Девицы продолжали влюбленно пожирать Алька глазами, а мужчины, недавно готовые поднять белокосого на вилы, сосредоточенно вслушивались — вражда враждой, но сотню-другую саврянских слов большинство ринтарцев знали. «Хорошо хоть любовную балладу выбрал, а не похабные частушки о нашем тсаре, — тревожно подумал Жар, вытирая выступивший на лбу пот. — С этого придурка станется!»

Когда Альк отложил гитару и демонстративно размял затекшие плечи, слева на его стул опиралась рыжекосая служанка, справа — чернявая с короткой стрижкой, а на полу у ног пристроилась темно-русая девица распутного, но весьма приятного вида.

— Вот, — торжествующе объявил Альк, рукой обводя это богатство, — выбирай!

Красотки захихикали, служанки пересели к саврянину на колени. Он, не чинясь, обнял обеих. Жар еле успел подхватить гитару, иначе она попросту упала бы на пол.

— Ты что, рехнулся?! — прошипел вор сквозь зубы.

Альк переложил правую руку повыше:

— Ты прав — у этой ничего. То есть очень даже чего.

— Ну не здесь же! И не так!

— Почему?

«Потому что такое внимание нам без надобности, идиот!» — чуть не завопил Жар.

— Попроси своего дружка, пусть еще споет! — капризно потребовала русая, дернув его за штанину.

— Сама проси, — огрызнулся вор, крепче прижимая к себе гитару и беспокойно осматривая кормильню. Хуже не бывает! Все на них пялятся, кроме разве что компании плотовщиков возле очага: у них своя музыка — из-под стола доносился зычный храп.

— Фу, нахал! — Девица игриво ущипнула Жара за ляжку.

Парень еле удержался, чтобы не пнуть ее в ответ.

«Надо отсюда сваливать», — пальцами показал он Рыске, едва протолкавшейся к столу. Служанки ревниво на нее косились и еще теснее липли к Альку.