Читать книгу - "Утраченная невинность - Карен Миллер"

Спохватившись, он посмотрел на Никса. Потом оба уставились на Эшера.

Тот стоял, скрестив руки на груди и бесстрастно глядя перед собой.

— И нечего на меня так смотреть, — сурово сказал он. — Я не специалист в вопросах смерти. Вы, Холз, служитель Барлы и податель благих советов, а вы, Никс, лекарь августейших тел. Ваши должности священны. А я? Меня наняли. Поэтому я просто предлагаю вам делать то, что велел наш добрый принц. Если только вы не подумываете о том, чтобы найти себя на новом поприще, и не мечтаете сменить обстановку.

С этими словами он и вышел, оставив стариков наедине с их мыслями, чтобы побыть наедине со своими.

Тайный Совет. Тайный Совет? Интересно, что же задумал Гар?

* * *

В мертвецкой было холодно. А как же иначе? Мертвая плоть разлагается. Даже если использовать магию, в конце концов, неживые тела начинают разлагаться. Значит, надо помешать природе делать свое дело. Использовать все возможные средства, но замедлить процесс тления.

Холод пробирал до костей.

Дрожа и не открывая глаз, Гар вжался спиной в тяжелую дверь. Ему вполне хватило одного взгляда на три тела, обернутые в саван. Вот они — лежат перед ним на простых деревянных столах. В чем еще он хотел убедиться? Что увидеть?

Бесчувственные лица. Неподвижные губы. Бездыханные тела.

Но если бы он не пришел, то никогда не смог бы поверить, что этот кошмар — реальность. Так бы и вскакивал по ночам всю оставшуюся жизнь и твердил себе: нет, нет, все это только страшный сон, на самом деле ничего не случилось!

Мысль об этом показалась ему невыносимой. Он должен был увидеть. Как бы больно, как бы ужасно, как бы невероятно тяжко ни было, он должен смотреть. Увидеть, чтобы лишиться последних глупых надежд. Смотреть, пока до сознания не дойдет вся неизбежность той новой реальности, в которой ему теперь предстоит жить.

Он медленно открыл глаза. И только теперь заметил цветы. В нишах стояли вазы, полные розовых памарандусов. Их приторно-сладкий аромат наполнял помещение. От него щекотало в носу. Першило в горле.

Его чуть не стошнило.

Переборов себя, он сглотнул подступившую к горлу слюну. Сглотнул через силу, как прошлой ночью глотал снадобья, которыми его потчевал Никс. Что ж, королям кислые пилюли приходится глотать часто.

А он почти стал королем.

— Знаю, ты никогда не доверяла мне, Фейн, — обратился он к самому хрупкому из завернутых в саван тел. — Но я и в самом деле не хотел становиться Заклинателем Погоды. Жаль, недостало времени убедить тебя в этом. Где бы ты сейчас ни находилась, теперь ты мне веришь?

Молчание.

Он шагнул от двери. Ежась от холода, обхватил себя руками, спрятав мерзнущие пальцы под мышками. Сделал еще шаг вперед, затем еще и оказался на расстоянии вытянутой руки от своей семьи, неподвижно лежащей перед ним под белыми покрывалами. Выполняя ритуал, Холз аккуратно уложил на грудь каждого покойника букетик цветов. Цветы лежали совершенно неподвижно, напоминая вколоченные в грудь гвозди и лишний раз подтверждая тот факт, что эти люди мертвы.

— Не знаю, что сказать тебе, отец. Мама. Сестренка. Вы умерли, а я жив. Что я могу сказать перед лицом такой большой беды. Что мне жаль? Вряд ли эти слова годятся.

Что-то не то… что-то было не так с телом отца. Начиная от плеч, он казался совершенно плоским.

Гар заставил себя не думать об этом.

— Дурм тоже выжил, — произнес он. — Никс считает, что надежды мало, но мне не верится, что он умрет. Наверное, придется назначить его преемником Конройда, если старик скончается, но, думаю, Дурму это не понравилось бы. Мне и самому эта мысль чертовски не нравится.

Он задержал дыхание, словно надеясь услышать ласковый, укоряющий голос матери. «Не бранись, милый. Это некрасиво». Нет. Тишина. Он смотрел на ее тело в ожидании, что она заговорит. Из-под савана выбился локон. В неярком свете мертвецкой он отливал золотом — совсем как когда-то, еще вчера, и так давно, много-много лет назад… Золотистые волосы, ее смех… Он протянул руку, собираясь накрутить завиток себе на палец и потянуть — как он это делал в детстве.

И не смог. Что, если эти золотистые локоны окажутся мертвыми — такими же мертвыми, как и она сама? Что, если они рассыплются в пальцах, как сухая солома, поднятая ветром с земли? Это было бы осквернением святыни…

Легкие разрывались от напряжения. Он резко выдохнул и втянул в себя холодный воздух, пряный от запаса цветов. Перед глазами пошли круги, потом дыхание восстановилось, и бешено бьющееся сердце немного успокоилось.

Он подумал, что не смог бы смотреть на них, не будь они завернуты в саваны. Не смог бы вынести вида неживой плоти. Все что он мог — смириться с их уходом. Остаться верным их памяти и оправдать их надежды на него и королевство, которое они любили. И положить жизнь на служение ему.

— Пеллен Оррик занялся расследованием, но мне думается, что это всего лишь чудовищный несчастный случай, — сказал он им. — Барла не позволила бы, чтобы было по-другому. Уже шесть с половиной столетий она следит за нами. Защищает нас. Нет причин, по которым она отказалась бы от нас. Это несчастный случай.

Из-за толстых дверей донесся слабый шум голосов. Топот тяжелых сапог. Стража сменяется. Четыре души из тех тысяч, что зависят теперь от мановения его руки. Достаточно ли она сильна, чтобы обеспечить безопасность всех этих людей? Сердце снова бешено застучало; он поднес ладонь к лицу и внимательно рассмотрел ее. Каждую линию, каждую складку. И все же… возможно, что недостаточно.

Ладонь сжалась в кулак. Кулак дрожал. В крови проснулась сила; она бурлила, поднималась и рвалась на свободу.

И сила эта была немалой.

— Итак, несчастный случай? — снова спросил он. — Или нет?

Неподвижные тела в саванах не отвечали.

Гар вздохнул. Расслабил кулак и снова засунул пальцы под мышку. Волнение в крови улеглось, и принц смог мыслить более ясно.

Он не плакал.

А ведь это его семья — лежит перед ним на столах, словно убоина в лавке мясника. Почему же он так спокоен? Так отстранен? Ведь так быть не должно. Шок не может длиться так долго. Вот он стоит перед ними, лицом к лицу, а они лежат и разлагаются. Ведь он должен что-то чувствовать? Что-то, кроме холода этой мертвецкой?

Но как же он замерз. Холод проник до кончиков пальцев, до мозга костей. Холод добрался до самого дальнего закоулка сердца.

Может, все дело в нем? В холоде, сковавшем слезы? Он же плакал, когда узнал, что отец мертв. Гар точно помнил, что плакал. В том овине. Зарывшись в солому. Да-да, тогда он плакал. Тихо-тихо, чтобы Эшер не услыхал рыданий.

Почему же теперь он не скулит, как собака? Отец, мать, сестра разбились о камни, их вытащили, привезли и положили в эту холодную белую комнату смерти, так почему же он не рыдает?