Читать книгу - "Тьма на кончиках пальцев - Дмитрий Швец"

Наташка в бешенстве, как она есть. Я не слишком люблю свою младшую сестру. Именно эту, именно Наталью. С Оленькой, что мирно спит сейчас наверху у меня прекрасные отношения. Она милейшее на земле создание. Но Наташка...

Не знаю, возможно потому, что между нами всего два года и я никак не могу забыть, что мама была занята ей, а нужна была мне. А может, потому, что мне всё детство приходилось её опекать. Или потому что она маленький, но очень сильный ураган, способный разрушить всё вокруг и так и не получить того, что хотела изначально. Попросту забыв об этом в процессе и увлёкшись другим. Я не люблю Наташку, но она моя сестра, и я убью за неё.

Например, вот это наглое серое существо, что чувствует себя в полной безопасности, морозя один бок под форточкой и грея второй у батареи.

— Ты! — Наташка метнула в меня такой взгляд, что зашевелились волосы на спине и вспотели ладони. Я-то что сделал? Я лишь вчера вечером домой приехал, и пока ещё я гость в собственном доме.

Но увидев меня, сестрёнка немного успокоилась, кулаки её слегка разжались, брови перестали танцевать. В глазах не стало меньше ни злобы, ни ярости, но мелькнуло ещё и смущение. И, пока оно не захватило её целиком, Наташка решила действовать.

— Ты! — она рванула прямиком к коту, начисто проигнорировав его хозяйку. — Я говорила, что выброшу тебя на мороз, если ты...

Что сотворил кот, я так и не узнал. Хозяйке кота, Анастасии Павловне было глубоко плевать, что испортил её любимый котик, портить его бархатную, покрытую жирком шкурку, она не позволит никому.

— Наталья Сергеевна! — Анастасия Павловна поднялась, но из-за стола не вышла. — Наталья Сергеевна, извольте объясниться, чем вам на сей раз не угодил Вольдемар.

— Он, — зло развернувшись к гувернантке, начала Наташка, но слова застряли у неё на языке. Лицо пошло белыми пятнами, ладони беспомощно сжимались в кулаки. И разжимались снова, и снова сжимались. — Он вновь на..., — она замолчала, явно подбирая слова. Решившись, вскинула голову, кивком откинула волосы назад, и, задрав подбородок, глядя на Анастасию Павловну не как на учителя, а как на прислугу, произнесла: — ваш любимый котик, вновь использовал мои сапоги в качестве уборной.

— Вольдемар, — в голосе Анастасии Павловны не прозвучало ни единой осуждающей или возмущённой нотки. — Вольдемар, вам пора перестать использовать ботинки Натальи Сергеевны не по назначению, — услышав своё имя, серый кот приподнял голову, взглянул на хозяйку, но, поняв, что ничего вкусного ему сейчас получить не удастся, вновь улёгся. Сладко мяукнув, он перевернулся на спину и обвил хвостом батарею.

— И всё? — Наташка вновь закипела. — Это всё, как вы накажите своего кота? Анастасия Павловна, не хотите ли оплатить мне чистку сапог?

— Не хочу, Наталья Сергеевна. Не хочу, — гувернантка вернулась в кресло, взяла книгу, но пока не открыла, значит, разговор ещё не кончен. — Мы с вами не раз, и не два обсуждали поведение Вольдемара. Не могу сказать, что оно меня радует. Это не так. Меня, безусловно, огорчает, что он считает вашу, — последнее слово она особо выделила голосом, — обувь за уборную. Именно вашу, Наталья Сергеевна, и ничью больше. И мне, безусловно, жаль, что ваши визиты на Соломенную улицу стали настолько регулярными. Однако, Наталья Сергеевна, разве же мы с вами не договаривались о том, что обувь ваша должна быть всегда убрана. И убирать её должна не Алина, а вы. Разве же мы не говорили о том, что это будет вашим заданием? — Анастасия Павловна села глубже в кресло, придвинула книгу, показывая, что разговор почти закончен.

— Говорили, — зло буркнула Наташка. — Но я убирала её вчера!

— Тогда как Вольдемар смог до неё добраться? — книга придвинулась к самому краю стола, закладку сменил палец, гувернантка готовилась вернуться к чтению.

— Не знаю! — Наташка вспыхнула, и это не предвещало ничего хорошего. Для всех нас. — Это ваш кот! Ваш, Анастасия Павловна! И вы несёте ответственность за его действия. Вы пытаетесь воспитывать нас, но не можете воспитать своего кота?

— Наташа, — я вскочил, довольно грубо схватил сестру за плечи, развернул её к себе. Я лучше направлю её злость на себя, пока она не наговорила лишнего и окончательно всё не испортила.

Глаза сестры были полны злобы и отчаянья, но встретившись со моим взглядом, потеплели. Её напряжённые руки расслабились, она оплыла, словно свеча, и повиснув у меня на груди, заплакала.

— В чём дело, Глеб?

Голос мамы, строгий и вместе с тем мягкий, чарующий, приятный, волшебный, он подействовал на меня, словно бальзам, облив сердце сладким, как патока, чувством любви.

— Вольдемар опять испортил Наташкины туфли.

— Сапоги, — всхлипнув, поправила Наташка и глубже зарылась лицом в рубашку у меня на груди. — Любимые. Самые тёплые.

— Те, коричневые, с бляшкой? — мама подошла к нам, встала рядом, улыбаясь, посмотрела сперва на Наташку, потом на меня, кивнула мне, одобряя и обняла нас.

Господи, как же это приятно! Я три месяца не видел её, она три месяца не обнимала меня. Я потянулся к ней, стремясь забрать все её тепло, всю её ласку, но на руках моих висела младшая сестра, что прямо сейчас мешала мне насладиться обществом мамы. Снова она мне мешает.

Я вздохнул. Ни злобы, ни раздражения, я к Наташке не испытывал. В конце концов, она же не виновата, что родилась вообще, и что родилась девочкой тем более. И всё же провести время с мамой один на один мне бы хотелось.

— Что произошло, Анастасия Павловна? — не выпуская нас из объятий, спросила мама. Она со мной одного роста, но сейчас мне казалось, что она выше. Значительно выше, и нависает над нами с Наташкой, словно прочная и мощная скала.

— Елизавета Фёдоровна, Вольдемар вновь использовал сапоги Натальи Сергеевны как уборную.

— Понятно, — не выпуская нас, мама чуть отстранилась, провела рукой по голове Натальи, заставив её поднять взгляд. — Ты опять не убрала обувь, — мама вздохнула. — Наташа, у нас есть слуги, и мы можем поручить это им, но, если ты сама не будешь иметь представление о порядке, ты не сможешь объяснить слуге, как именно, и что именно стоит