Читать книгу - "Нежить - Нил Гейман"

Что интересно — можно сказать, в этом даже есть какая-то ирония, — почти все выжившие собрались на этом холме, который до сих пор остался самым… дешевым кварталом. Необходимо было укрепиться, и на холме это было проще сделать; так скажет вам любой военный стратег. Это был неплохой план, даже в войне против зомби. Когда с полудюжиной тварей, забредшей на Конкорд-стрит, бьио покончено, и все дома были дважды проверены, люди начали, как могли, сооружать у подножия холма стену. Они переворачивали машины, протягивали колючую проволоку, нагромождали кровати, матрасы и все, что могло, на их взгляд, на некоторое время сдержать зомби и дать возможность пристрелить их: диваны, комоды, книжные полки, горки для посуды.

Театр наполняют звуки: тяжелое дыхание работающих людей, скрип мебели, сваливаемой в кучу.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Хиллари Швабель из местного отделения «Тру Вэлью»[93]протянула вокруг Стены, как ее окрестили горожане, провода и присоединила к ним свои самые громкие сирены, она также развесила на деревьях и домах, ближайших к Стене, дюжину датчиков движения. Эти штуки так чувствительны, что реагируют даже на кошек, но в данном случае это было почти бесполезно. Как правило, зрмби передвигаются большими группами; если вам попадается один, то обязательно встретится еще десять, двадцать, иногда даже пятьдесят, сто других. Большая часть группы обычно довольно проворна и может попытаться прорваться за Стену. Для того чтобы одержать победу, одному из них нужно лишь схватить какого-нибудь человека и начать кусать; а вам для успешной обороны нужно узнать о приближении врагов заранее. Существует миф о том, что живые мертвецы передвигаются лишь по ночам. Зрение у них никудышное — очевидно, процесс воскрешения усиливает разрушения, произведенные смертью. Несмотря на то что они никогда не бывают абсолютно неподвижны, если вам так не повезет и вы встретите зомби ночью, они, скорее всего, будут лишь слабо шаркать ногами, практически не трогаясь с места. Нет, эти твари предпочитают светлое время суток; первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву, приводят их в движение. В солнечный день их можно встретить практически наверняка.

Несмотря на все сказанное, несколько зомби было замечено и ночью, особенно в полнолуние. И даже крошечные шажки в конце концов куда-то приводят. Так что лучше перестраховаться, верно?

Вы не замечали, как во время вселенских катастроф в речи всплывает множество клише? Почему бы это? Неужели эти затертые банальности так утешительны? А может быть, даже когда в мозгу наступает короткое замыкание, он все же пытается постичь происходящее и хватается за подручные средства, хотя они изношены и покрыты ржавчиной? А может быть, язык деградирует вместе со всем прочим? Я никогда не был, что называется, литератором, но всегда гордился красотой своей речи, даром находить подходящую и даже уникальную форму выражения своих мыслей и чувств. Однако в последнее время — клянусь, в последнее время я все больше и больше стал напоминать пародию на Старого Доброго Дядюшку, всегда готового обрушить на вас свою деревенскую мудрость.

И это еще не самое худшее. До того, как все полетело в тартарары, одной из моих — ну, скажем так, обязанностей, хотя я скорее рассматривал это как долг, если вы видите разницу между этими словами, — в общем, среди прочего я помогал тем, кто покинул свою смертную оболочку, освоиться со своим новым положением. Я разговаривал с ними, давал им возможность в последний раз взглянуть на тех, кого они любили, — в общем, все происходило примерно так, как вы это себе представляете. В некоторых случаях я позволял умершим снова пережить какой-нибудь день своей жизни — но с учетом того, что они теперь знали, это приносило им больше горя, чем радости. Даже после нашего разговора, после того, как я показывал им то, что мог, некоторые из них отказывались вступать в длинный темный коридор и присоединяться к тем, кто ушел до них. Они настаивали на том, чтобы остаться в своем доме или в том месте, где сердце их перестало биться. Постыдное поведение, конечно, но им это позволялось.

Однако, когда мертвые начали воскресать, смерть больше не разлучала тело и душу; напротив, они оставались связанными вместе, когда человек начинал это свое новое существование. К тому же разрушение этого нового существа — или нежити — не восстанавливало прежнего, естественного хода вещей. Вместо этого… ну, наверное, вам лучше самим все увидеть.

В зрительном зале зажигаются лампы. В их резком, ослепительном свете зрители видят, что центральный проход, проходы перед сценой, у стен, все свободное пространство заполнено какими-то фигурами — очевидно, это зомби, потому что мужчины, женщины и дети, окружающие зрителей, отмечены знакомыми признаками распада. Появление такого количества живых мертвецов в непосредственной близости способно вызвать у присутствующих шок, однако потрясение вскоре проходит: зомби стоят совершенно неподвижно. За исключением одной фигуры, медленно пробирающейся из задних рядов к центральному проходу, зомби походят на манекенов.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Быть прикованным к телу, блуждающему по земле, обуреваемому лишь жаждой человеческой плоти, находящему и пожирающему эту самую плоть, не очень-то приятно другой части, тому, что я называю искрой, — это мучит ее, коробит ее, и когда она высвобождается, получается вот что. В основном. Некоторые — я не могу назвать точное число, примерно один из тысячи или из пятисот — проявляют враждебность, приходят в ярость, словно чувства, испытанные ими в последние мгновения жизни, они переносят и за ее пределы. Разговаривать с ними невозможно, тем более убеждать их в чем-то. Не знаю точно, смогут ли они причинить мне вред — насчет этого ходят кое-какие слухи, но вы сами знаете, что слухам доверять нельзя, а сам я не склонен экспериментировать.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА встает на ноги, одновременно вытаскивая из кобуры револьвер. Он стремительно вытягивает руку, прицеливается и нажимает на курок. Зрителей оглушает грохот выстрела; молодой человек в коричневом костюме-тройке, пробиравшийся к сирене из задних рядов, на полпути останавливается, дергается всем телом, и голова его взрывается с удивительно громким хлопком. Молодой человек, падая, задевает одну из неподвижных фигур, стоящих в проходе, — старуху в синем платье и вязаном белом свитере; та даже не шевелится, когда он соскальзывает на пол. ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА продолжает еще секунд пять целиться в молодого человека, затем поднимает револьвер и обводит зал. Трудно сказать, на кого направлено оружие — на фигуры в проходе, зрителей или на тех и других. Не видя угрозы, он прячет пистолет в кобуру. Больше он не садится.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Это… я больше ничего не могу сделать. Это означает — не люблю думать о том, что это означает. Конечно, этот парень уже не человек в прямом смысле слова — но такая работа мне не нравится. Возможно, это сослужит какую-то службу остальным, но все равно я этого терпеть не могу.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА опускается на пол. Свет тускнеет, но не гаснет до конца. Фигуры в проходе остаются на месте.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Время от времени — такое случается все реже, но случается — сюда приходят и обычные люди. Именно так мне удалось поговорить с Билли Джо Ройялом, изобретателем знаменитого домашнего напалма. Я наблюдал, как действует его состав, — по-моему, это произошло через два дня после того, как полный грузовик зомби припарковался посередине квартала Мэри Филлипс. Число зомби увеличивалось в геометрической прогрессии; почти везде полиция оказалась бессильна; власти сообщили, что в городок направлена Национальная гвардия, но это оказалось ложью. Те, кто мог, отступили к парковке около церкви Святого Патрика, которая, поскольку холм не был укреплен, казалась самым выгодным местом для обороны. Думаю, что так оно и было. Времени сооружать баррикады и устанавливать мины не оставалось, но эти мужчины и женщины — их было сорок шесть человек — сделали все, что могли.