Читать книгу - "Таинственная история заводного человека - Марк Ходдер"

— Они обрушили палатку прямо мне на голову! Едва не избили! Почему мы не стреляем?

— Да, похоже, придется это делать, — согласился Бёртон, с опозданием сообразив, что положение намного серьезнее, чем он думал. — Быстрей, вооружаемся! Будем защищать лагерь.

Они переждали несколько минут, проверяя оружие и вслушиваясь в шум снаружи.

— Их очень много, а наши охранники дали деру! — сообщил Хёрн, вернувшийся из разведки. Он едва переводил дух. — Я пару раз выстрелил в толпу, но запутался в веревках от палаток. И какой-то огромный сомалиец замахнулся на меня здоровой дубиной. Я пустил в негодяя пулю! Строян или убит, или без сознания; я не смог добраться до него.

Вдруг что-то ударило по стене палатки. Потом еще и еще, и вот уже целый вал страшных ударов обрушился на полотно; дикие крики неслись со всех сторон. Нападавшие роились вокруг, как шершни. Сквозь вход полетели дротики, в парусину вонзились ножи.

— Бисмалла! — завопил Бёртон. — Надо срочно добраться до боеприпасов и вооружиться как следует. У задней стенки к шесту привязаны копья. Давай их сюда!

— Слушаюсь, сэр! — ответил Хёрн, метнувшись в заднюю часть палатки. Потом закричал оттуда: — Эти гады режут брезент!

Бёртон выругался.

— Если палатка обрушится, мы будем, как котята в мешке! Все наружу! Быстро!

И он вылетел из палатки в африканскую ночь, где его поджидали человек двадцать туземцев. Остальные шныряли по лагерю, угоняя верблюдов и грабя припасы. Бёртон с криком бросился в гущу сомалийцев, орудуя саблей.

Не лейтенант ли Строян лежит там, в тени? С этого места было не видно. Бёртон с трудом прорубил себе дорогу к лежащей ничком фигуре, вопя от боли каждый раз, когда получал удар дубиной или древком копья; из ран его сочилась кровь.

Черт, где остальные? Он бросил мгновенный взгляд назад и увидел, что Спик пятится к палатке, его рот раскрыт, а в глазах ужас и паника.

— Стой! Ни шагу назад! — заорал Бёртон. — Иначе они решат, что мы отступаем!

Спик посмотрел на него непонимающим диким взглядом, и именно тогда, в пылу сражения, их дружбе пришел конец, потому что Джон Хеннинг Спик понял: его считают трусом.

В тот же миг дубина ударила Бёртона в плечо. Он повернулся и, не вглядываясь, наотмашь полоснул нападавшего. Бёртон метался взад-вперед, как затравленный зверь, и размахивал саблей. Чьи-то руки схватили его за спину. Он резко обернулся, подымая саблю, и в самый последний миг узнал Эль-Балюза.

Рука с саблей замерла на полпути. И тут голова его словно взорвалась от боли. Какая-то тяжесть ударила его в бок и швырнула на каменистую землю. Пронзенный болью, Бёртон не сразу понял, что произошло: заостренный дротик впился ему в левую щеку, прошел насквозь и вышел из правой, выбив несколько зубов, порезав язык и раскрошив нёбо.

Он изо всех сил цеплялся за сознание, но оно уплывало.

Боль.

Черт побери, Спик, помоги мне! Помоги!

Мокрая тряпка на лбу. Под ним сухие простыни.

Бёртон открыл глаза. Над ним стоял Алджернон Суинберн и ухмылялся:

— Ночной кошмар, Ричард. Тот самый.

Бёртон подвигал языком во рту. Сухо, крови нет.

— Воды, — прохрипел он.

Суинберн потянулся к прикроватному столику:

— Сейчас.

Бёртон заставил себя сесть, взял предложенный стакан и жадно осушил. Его друг взбил подушки, и Бёртон снова лег, чувствуя тепло, уют и бесконечную слабость. Он находился в своей собственной спальне на Монтегю-плейс, 14.

— Это была очень плохая атака, — сообщил Суинберн. — Я имею в виду малярию, а не события в Бербере, — с усмешкой добавил он.

— Всегда тот же самый проклятый сон! — буркнул Бёртон.

— Но ведь тут нечему удивляться, верно? — заметил Суинберн. — Ночные кошмары будут мучить любого, кому проткнут дротиком харю.

— Давно?

— Атака в Бербере?

— Давно я без сознания, чертов клоун?

— Пять дней у тебя была лихорадка, а потом ты еще три дня спал без просыпу. Доктор Штайнхауэзер заглядывал каждые несколько часов и давал тебе дозу хинина. И еще мы дважды в день вливали в тебя куриный бульон, хотя я очень сомневаюсь, что ты это помнишь.

— Не помню. Последнее воспоминание — Брюнель в монастыре. Восемь дней! А что с тобой? В последний раз, когда я тебя видел, ты кувыркался между деревьями.

— Да, треклятый лебедь оказался непокорным мерзавцем. Потом я кликнул эскадрон констеблей, и мы притащили фургон в Скотланд-Ярд. Только зря потратили время: там не было никаких отпечатков пальцев и вообще ничего связанного ни с ограблением Брандльуида, ни с Брюнелем и его заводными людьми. В общем, пока хирург из Скотланд-Ярда занимался моими порезами и ушибами, приплелись Уильям Траунс, Герберт Спенсер и констебль Бхатти, точно в том же виде, что и я. Мы знали, что ты должен послать нам весточку, поэтому, после того как нас перевязали, утешили, потрепали по головке и пожелали счастья, мы отправились в офис Траунса, сели у огня и стали ждать. Потом прилетела Покс и передала твое сообщение. Мы собрали констеблей и на паросипедах отправились в Крауч-Энд. Ты валялся в монастыре без сознания, рядом с тобой лежали бриллианты. И ни малейшего следа Изамбарда Кингдома Брюнеля.

— Вы нашли одно из устройств Бэббиджа? На пьедестале.

— Да, Траунс забрал его как улику. Бриллианты вернули Брандльуиду. Нельзя сказать, однако, что он запрыгал от счастья: оказалось, что Брюнель подменил несколько камней.

— Черные? Поющие Камни Франсуа Гарнье?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Расскажу потом, Алджи. Но вы ошиблись: настоящие бриллианты похитил вовсе не Брюнель. А сейчас я должен поспать. Потом, когда ко мне вернутся силы, я напишу полный отчет. Да, кстати, что стало с Гербертом Спенсером?

— Он получил небольшую награду от Скотланд-Ярда за то, что помог нам. И мисс Мэйсон дала ему работу. Сейчас он чистит клетки болтунов в ЛЕСБОСе.

— Значит, у него толстая кожа!

— Она ему не нужна. Птицы его очень любят и осыпают комплиментами! — Суинберн встал. — Я буду в соседней комнате. Если что — звони в колокольчик.

— Спасибо, — сонно ответил Бёртон, но его друг уже вышел.

Королевский агент лег на спину, закинул руки за голову и уставился в потолок.

Прошло две недели. Бёртон работал над расширенным изданием своей книги «Озерные области Центральной Африки». Силы восстанавливались крайне медленно. Многострадальная домашняя хозяйка, миссис Энджелл, готовила ему замечательные блюда и очень расстраивалась, когда он отсылал их назад, едва попробовав. Бёртон всегда мало ел, но сейчас, как она говорила ему каждое утро и каждый вечер, ему нужна еда, чтобы восстановить силы. Она недооценивала его железный организм. Мало-помалу впалые щеки округлились, темные тени вокруг глаз исчезли, руки окрепли. Алджернон Суинберн, вернувшийся в свою квартиру на Графтон-стрит (Фицрой-сквер), часто навещал Бёртона и с удовлетворением отметил, что желтое лицо его друга опять посмуглело.