Читать книгу - "Эрагон. Возвращение - Кристофер Паолини"

На третий день праздника, как впоследствии узнал Эрагон, он все же решился прочесть эльфам свою поэму. Резко вскочив, он заявил:

— Я не кузнец, не владею искусством резьбы, не умею ни вязать, ни лепить из глины, ни рисовать. У меня вообще нет способностей к изобразительным искусствам. Да и в магических искусствах мне до вас далеко, и вряд ли я когда-нибудь сумею с вами сравниться. У меня есть только мой собственный, хотя и небольшой пока, жизненный опыт, и то, что мне довелось пережить, я попытался переложить на язык поэзии, хоть и понимаю, что до настоящих бардов мне тоже далеко.

Затем, старательно подражая манере Брома, которого он много раз слышал в Карвахолле, Эрагон начал:

В том королевстве, что лежит у моря,

Средь гор, что вечно тонут в синеве,

В последний день жестокой зимней стужи

Рожден был тот, кому судьба велела

Сразить врага, который звался Дурза,

В Стране Теней, в Стране Теней.

Взращенный в мудрости и доброте,

В тени дубов, чей век — тысячелетья,

Стрелял оленей он, выслеживал медведей

И у старейшин племени учился, чтобы

Сразить врага, который звался Дурза,

В Стране Теней, в Стране Теней.

Лазутчиков выслеживал он ловко,

И, в темноте парируя их подлые удары,

Он бил в ответ — железом или камнем, стремясь

Сразить врага, который звался Дурза,

В Стране Теней, в Стране Теней.

Летели годы, он мужал и креп,

Он закалился и душой и телом,

Но нетерпенье юности бурлило

В его крови и сердце жгло огнем.

И вот однажды повстречал он деву

Прелестней утренней зари, мудрее,

Чем сонмы мудрецов. Во лбу ее сиял

Свет Гёда неземной и освещал ей путь.

Глаза ж ее синели цветом ночи,

И в тех таинственных глубинах он увидел:

Их светлый общий путь ведет туда,

Где никогда уже не будет страха

Пред ворогом, который звался Дурза,

В Стране Теней, в Стране Теней.

Далее в сочиненной Эрагоном поэме повествовалось о том, как его герой добрался до страны этого Дурзы, встретил его и сразился с ним, «хоть сердце было хладным ужасом объято». Ему удалось одержать победу, но последнего, смертельного удара своему противнику он так и не нанес — он чувствовал, что уже возвысился над ним, а судьбы простых смертных он не боялся. И ему не нужно было убивать «врага, который звался Дурза». И он вложил свой меч в ножны, возвратился домой и в канун летнего солнцестояния женился на своей возлюбленной. С нею он прожил много лет в мире и согласии, и вот уже борода его побелела, но тут случилось нечто непредвиденное:

Но раз во тьме, пред утренней зарею

Тайком враг в комнату его прокрался,

Где спал он, престарелый, крепким сном,

Не ожидая ни малейшего подвоха.

Воспрянув ото сна, глаза он вскинул

И взглянул в лицо извечного врага,

В пустой, холодный лик угрюмой Смерти,

Царицы вечной, беспросветной ночи.

И вдруг покой нежданный снизошел

На сердце воина, видавшего немало,

Давно уж переставшего страшиться

Объятий Смерти, что конец даруют.

И враг легко, как ветерок весенний,

К нему склонился и, согнувшись вдвое,

Вдохнул тот светлый дух, что им обоим

С тех пор служил звездою путеводной.

И вместе с ним они ушли навеки

В Страну Теней, в Страну Теней.

Эрагон умолк, ощущая на себе взгляды слушателей, и, не поднимая головы, быстро вернулся на свое место. Ему было не по себе: слишком много сокровенного обнажил он сейчас перед эльфами.

И тогда встал старейший эльф Эллесмеры, седовласый Даатхедр, и громко сказал:

— По-моему, ты недооцениваешь себя, Губитель Шейдов. Мне кажется, мы сейчас присутствуем при рождении еще одного таланта!

А Имиладрис, подняв свою белую руку, прибавила:

— Твое произведение, Эрагон-финиарель, займет достойное место в библиотеке Дома Тиалдари, чтобы все желающие могли с ним ознакомиться. Я не сомневаюсь: твои стихи помогли многим из нас лучше представить себе те трудности, с которыми тебе пришлось столкнуться с тех пор, как к тебе попало яйцо Сапфиры, за которое мы в немалой мере несем ответственность. Ты должен еще раз прочитать нам свою поэму, а мы все как следует над ней поразмыслим.

Польщенный, Эрагон склонил голову и повиновался. Когда он умолк, настало время и Сапфире представить эльфам свою работу. Дракониха взлетела, мгновенно исчезнув в ночном небе, и вскоре вернулась, неся зажатый в когтях огромный черный камень, величиной с трех взрослых мужчин. Приземлившись, Сапфира установила камень вертикально посреди зеленой лужайки, чтобы он всем был хорошо виден. Поверхность камня странно блестела — видимо, она была оплавлена, а затем Сапфира каким-то образом придала ей удивительную форму: бесчисленные замысловатые извивы, переплетающиеся между собой и похожие на внезапно замерзшие волны. Бороздчатые языки то сливались, то расходились такими крутыми спиралями, что глаз не в состоянии был до конца отследить ни одно из направлений.

Поскольку Эрагон тоже видел эту скульптуру впервые, он глядел на нее с не меньшим интересом, чем эльфы.

«Как ты это сделала?» — мысленно спросил он Сапфиру.

Она даже зажмурилась от удовольствия:

«Просто лизала расплавленный камень».

Она вдруг низко наклонилась и выдохнула мощный язык пламени прямо на камень, окутав его золотистым ореолом. Лучи этого света протянулись, казалось, прямо к звездам, цепляясь за них своими тонкими сияющими пальцами. Наконец Сапфира сомкнула челюсти, и тонкие неровные края этой необычной скульптуры зарделись вишнево-красным, а в углублениях и впадинах заплясали маленькие огоньки. Казалось, извивы волн на поверхности камня ожили, зашевелились… Это было так красиво и необычно, что эльфы завопили от восторга, хлопая в ладоши и танцуя вокруг камня. Кто-то воскликнул:

— Превосходно, Сверкающая Чешуя!

«Это было прекрасно!» — с восхищением сказал ей и Эрагон.

Сапфира благодарно ткнулась носом ему в руку:

«Спасибо, малыш!»

Затем свой дар принес старый Глаэдр: плаху красного дуба, на которой он своим острым когтем вырезал Эллесмеру такой, какой она видится с высоты птичьего полета. Затем Оромис представил свое подношение: свиток с каллиграфически написанным текстом — копией «Лэ о Мореходе Вестари», — который он так долго иллюстрировал. Эрагон часто наблюдал во время уроков, как он это делает. В верхней части свитка стройными рядами располагались иероглифы древнего языка, а нижнюю занимала панорама некоего фантастического ландшафта, выполненная с поразительным мастерством и детальной точностью.