Читать книгу - "Невеста - Карина Демина"

Сказала и замерла.

Ослушание вызывает гнев, но Виттар слишком устал, чтобы злиться. Он повернулся к ней лицом и, приподняв подбородок, долго, пристально всматривался в глаза.

— Почему?

У Торы нет ответа. Есть лишь ощущение, что ее место здесь, рядом с ним.

— Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Вот только вряд ли она способна хоть что-то исправить.

Его рубашка пропиталась потом и дымом, рукава продраны, а манжеты — вовсе в крови. Брюки грязны и измяты. На щеке пятно сажи…

Виттар забыл о том, что следовало бы переодеться. И вовсе, казалось, растерялся.

Тогда, выбравшись из экипажа, он просто стоял и смотрел на сад, на пепел и песок, на черные подпалины в траве, на белые простыни, которыми укрывали тела. На экипажи, куда эти тела сгружали. На людей — их было много, и все чужие.

На покосившийся дом, который грозил упасть, но не падал, позволяя поставить подпорки.

Смотрел. Но видел ли хоть что-нибудь?

Крайт, сунувшийся с вопросами, отступил, отвернулся и покраснел. Ему было стыдно видеть райгрэ слабым. А хуже всего то, что свидетелем этой слабости стал не только он. И Тора решилась.

— Пойдем. — Она взяла мужа за руку. — Тебе надо взглянуть на дом.

А ей надо увести Виттара подальше от всех.

И он все-таки очнулся.

— Я… скоро, золотце. — Виттар поправил съехавший плед и повторил: — Я скоро…

Он оставил Тору на дорожке, укрытой пеплом.

Выжженный мир.

Серое небо.

Морось. И капли воды на шерсти пледа. Пить хотелось ужасно. И ноги замерзли: Тора вдруг поняла, что стоит босиком. И в грязной сорочке, которой под пледом не видно. Волосы растрепаны, а на лице — царапина. Доктор обещал, что шрама не останется, но сейчас Тора остро ощущала эту рану, не как источник боли, скорее уж как метку. Она трогала и трогала царапину, уговаривая себя, что уже завтра та исчезнет. Да к тому же это пустяк.

И когда дождь усилился, Тора отправилась на поиски. Она знала, где искать мужа: он стоял у уцелевшего флагштока, с которого грязной тряпкой свисало знамя.

Два десятка шагов отделяли Виттара от золотого пса.

Слишком мало, чтобы тот был спокоен.

— Он меня не узнал, — пожаловался Виттар.

Звук его голоса заставил пса подняться.

Жуткий.

Вода стекает по золотой чешуе. Вздыбились иглы вдоль хребта. И когти пробили травяной покров. Пес раскачивается, и змея хвоста мелькает то слева, то справа, оставляя глубокие следы на земле.

Он пока не рычит — воет.

Зовет.

И скалится, не спуская с Виттара глаз.

— Я сказал, что хочу помочь. Ее надо перенести, но…

Пес стоял над грудой красного тряпья, заслоняя и от дождя, и от всех, кому случалось подойти слишком близко.

Не тряпья — куколка-невеста лежала на земле.

— А он меня не узнал. Едва не бросился… и бросится ведь. — Эта мысль, казалось, была слишком нелепа, чтобы Виттар ее принял.

— Оставь его. — Тора опять не находила в себе сил отвести взгляд.

Красное платье… белое кружево… волосы светлые… а лица не видно. Если подойти ближе… ближе не подпустят.

Пес, уверившись, что граница не будет нарушена, замер.

— Дай ему отойти, — попросила Тора. Рука Виттара была мокрой и холодной. Девушка боялась, что он оттолкнет ее или ударит, велит убираться, не лезть куда не просят. — Он знает, что делает.

В светлых глазах пса не было и тени безумия.

Виттар позволил себя увести.

И уже в доме, в комнате, которая показалась Торе достаточно целой, чтобы провести в ней остаток вечера и ночь, вновь потерялся. Встал у окна, закрыл глаза и стоял, слушая надрывный громкий вой.

Торе пришлось самой заняться домом.

Как ни странно, ее слушали. Подчинялись.

И только Крайт осмелился задать вопрос:

— Что будет дальше?

Тора честно ответила:

— Не знаю.

Ночь бы пережить. Долгую. Темную. Она пришла вслед за дождем и осталась.

А Виттар словно и не заметил возвращения жены. Наверное, заблудись она в темноте, исчезни навсегда, он спохватился бы не сразу. Но обиды не было, только жалость, и странно было жалеть того, кто еще недавно казался неуязвимым.

И только коснувшись его, Тора пожалела, что так долго медлила.

— Присядь. Пожалуйста.

Он послушно опустился на кровать.

В кувшине оставалась еще вода, пусть и холодная. И полотенце было почти чистым. Намочив его край, Тора провела по лбу, щеке, стирая то самое пятно, коснулась подбородка и губ, которые Виттар облизал.

— Хочешь пить?

Он посмотрел так, словно не понимал, о чем Тора спрашивает, но кубок взял, как ребенок, обеими руками. И пил нервными мелкими глотками.

— Надо снять это, — мягко сказала Тора, когда Виттар попытался оттолкнуть ее руку. — Я тебе принесу другую одежду…

…если ее получится найти.

Расстегнуть пуговицы, стащить жилет и рубашку. У туфель шнурки запутались, и Виттар, мягко отстранив Тору, просто разрывает их. Туфли отправляются в угол. Туда же — мятые брюки. А он, вновь сделавшись беспомощным, протягивает ладони, испачканные не то грязью, не то кровью: в темноте сложно различить. И Тора отмывает их.

— Ложись, — просит она, и Виттар подчиняется, падает на спину и смотрит в потолок, прямо, не моргая, как смотрел в черноту ночи.

Нырнув под одеяло, Тора устраивается на плече и просит:

— Поговори со мной. Пожалуйста.

Сперва ей кажется, что он не слышит, но нет, муж поворачивается на бок и, неловко обняв, шепчет:

— Ты ведь останешься со мной?

— Останусь.

— Конечно, останешься. — У него горячий лоб, и сам он дрожит, но не от холода, скорее от лихорадки. — Я тебя не отпущу. Не отдам. — Губы сухие, и облизывает часто. — Если даже захочешь уйти, все равно не отпущу…

— Не захочу.

— Ты просто не знаешь… ты ничего не знаешь. А узнаешь — будешь меня презирать. Я сам себя презираю.

— Это из-за… Одена?

Кивнул.

— Слышишь?

Нельзя не услышать. Его голос проникал сквозь дождь, когда тот еще шел, и сквозь выбитые окна, расщепленные двери, сквозь стены, и, кажется, камни дома отзывались на вой.

— Я запретил ее трогать… думал, этого хватит. Ошибся. Не учел интересы короны… в прошлый раз мне тоже говорили про интересы короны. И про то, что риск минимален. Я ушел из разведки. Мне позволили…