Читать книгу - "Последнее «долго и счастливо» - Соман Чайнани"

Мерлин задумчиво помолчал, подумал, удивленно поиграв бровями, и сказал:

– Однако в предложении Золушки что-то есть. Софи теперь Злая королева. Убеждать ее уничтожить кольцо, апеллируя к ее добрым качествам, бесполезно, этих качеств у нее не осталось. Значит, тебе придется побороть глубоко сидящее в Софи Зло и доказать, что у нее действительно есть веская причина уничтожить это проклятое кольцо.

Агата внимательно смотрела на мага.

– Но помни, у тебя будет только один-единственный шанс, – сказал волшебник. – Постарайся мудро использовать его, дитя мое.

Агата стала думать, как ей лучше использовать этот свой один-единственный шанс, но ничего подходящего в голову не приходило.

– Мерлин, перед тем как уйти, ты говорил, что Директору нужно что-то найти в Гавальдоне. Что-то такое, что позволит ему навсегда уничтожить Добро. Тебе так и не удалось узнать, что именно?

– Боюсь, что я со своим заданием справился не намного лучше, чем ты со своим, – сухо усмехнулся Мерлин. – Однако я хочу поточнее вспомнить, что ты рассказывала мне, когда мы шли с тобой в Авалон. А рассказывала ты о том, как Директор намекнул тебе, что в самом конце Добро будет уничтожено Софи. Понимаешь, Софи, а не им!

Агата закрыла глаза, слово в слово вспоминая, что сказал ей Рафал в музее Зла в ту памятную ночь.

– Да, он сказал, что самым опасным персонажем волшебной сказки следует считать того, кто готов на все ради любви.

– Так-так-так, – покивал Мерлин, теребя бороду. Очки соскользнули с его носа и повисли на одной дужке.

– Как ты думаешь, это может каким-то образом быть связано с матерью Софи? – задала Агата наводящий вопрос. – Ведь нам так и не удалось обнаружить могилу, в которой похоронено ее тело.

– Возможно, это связано с матерью Софи, возможно – с чем-то другим, не знаю, – ответил Мерлин. Помнишь, что я тебе сказал, когда мы были здесь в прошлый раз? Что сотни лет любовь была на стороне Добра и это делало Добро неуязвимым для Зла. Но почему так? А потому, что Директор убил в борьбе за власть своего брата и тем самым доказал, что Зло не способно любить. Чтобы компенсировать этот чудовищный поступок, Сториан в каждой новой сказке стал отдавать победу Добру, и это продолжалось до тех пор, пока на стороне Добра оставалась настоящая любовь. Но теперь у Рафала появилась Софи, и он, возможно, рассчитывает, что любовь сможет наконец искупить убийство его брата.

– Но это какая-то бессмыслица, – возразила Агата. – Даже если Софи любит Директора, а он ее, это не может отменить тот факт, что Директор убил своего брата.

– Совершенно верно, – кивнул Мерлин. – Поэтому остается вопрос: чего ожидает Директор от Софи в конце этой истории? Что именно она должна будет сделать? Искупить тот его давнишний грех? Но если так, почему для этого он выбрал именно Софи?

– Мерлин, – сказала Агата, – что бы там ни задумал Директор, особого значения для нас это не имеет. Мы все равно не сможем победить. Без посторонней помощи – никак не сможем. Разве ты сам этого не понимаешь? Ну кто мы такие? Горстка подростков да десяток дряхлых стариков!

Мерлин не слушал ее, целиком погрузившись в свои мысли.

– А что, если мы вообще неправильно понимаем всю эту историю? – негромко размышлял он вслух. – Что, если Директор сможет доказать, что убийство брата вовсе не было преступлением? Что любовь – это величайшее Зло, а не величайшее Добро? Что тогда? – Он напрягся всем телом и закончил: – Тогда Добро станет Злом, а Зло станет Добром, так? Да, именно так, как он предсказывал…

– Мерлин, – покачала головой Агата, – я не понимаю…

Старый маг вздрогнул, словно неожиданно вспомнив, что он не один.

– Ах, неразумно, неразумно было переносить тебя сюда посреди ночи, ты не выспишься, а ведь завтра такой особенный день… Ну пойдем, пойдем скорее спать, каждая минутка на счету…

– Погоди! – нахмурилась Агата. – Ты не сказал, как мы будем бороться с ним. Что мы сможем сделать…

Но глаза ее уже слипались, голова клонилась на грудь, руки и ноги стали ватными, и Агата все быстрее проваливаться сквозь облако, словно брошенный в воду якорь. Она попыталась ухватиться за Мерлина, но не смогла. Она летела, летела, летела сквозь мелькающие мимо звезды, затем сквозь непроглядную тьму – и уже спала, чувствуя на губах теплый вкус небес Селестиума.

Разбудил Агату приглушенный гул голосов в гостиной.

Она лежала на полу, закутавшись в одно из потертых голубых Гвиневриных одеял. Юных ведьмочек в спальне уже не было, их кровать была аккуратно застелена. Небо за окном оставалось ночным, непроглядно черным, без малейших признаков приближающейся зари.

Агата пошла на голоса и увидела своих друзей, молодых и старых. Все они были одеты в плотные черные плащи и заняты делом – одни упаковывали в рюкзаки пакеты с печеньем, фрукты и фляжки с водой, другие торопливо доедали сваренную на завтрак овсянку, переговариваясь друг с другом приглушенными голосами.

Без плаща была одна Гвиневра. Она, в своем домашнем платье, укладывала рюкзак Ланселота, а сам рыцарь тем временем точил свой меч. Первое, что бросилось в глаза Агате, это то, что компания разделилась не на молодых и стариков, как обычно, но на пары, как разбил всех Мерлин. Хорт стоял рядом с Питером Пэном, Анадиль – с Джеком и Брайер Роуз, Эстер – с Бензелем и Гретель, Дот – с Красной Шапочкой… Потом Хорт заметил Агату, и они с Пэном замолчали. Вслед за ними замолчали и все остальные.

Из столовой в гостиную вошел Мерлин, прихлебывая на ходу кофе из большой кружки.

– Прости, дорогая, – сказал он, обращаясь к Агате. – Мы старались говорить тише, чтобы дать тебе поспать, но…

Честно говоря, Агата еще не до конца проснулась и плохо понимала, что происходит.

Потом кто-то тронул ее за плечо.

Она обернулась и увидела Тедроса – умытого, свежего, подтянутого, в черном, как у всех, плаще и с висящим на поясе Экскалибуром. Он взял Агату за руку и с натянутой улыбкой сказал:

– Пора.

30. Извинения и признания

Агата понимала, что Тедрос был не прав, когда попытался уговорить Ланселота остаться дома с Гвиневрой.

Тедрос не хуже Агаты знал, что в предстоящей войне рыцарь в их армии будет на вес золота. Таким образом, если Тедрос начал уговаривать Ланселота остаться, это могло означать только одно: принц уверен, что все они отправляются на верную смерть. И как бы ни презирал Тедрос Ланселота, ему была невыносима мысль о том, что его матери предстоит потерять своего рыцаря-прохвоста.

Но желание Тедроса не сбылось. Гвиневра и слышать не хотела о том, чтобы Ланселот остался.

Она попрощалась со своим рыцарем на освещенном луной лугу, точно так же как и со всеми остальными гостями – кому-то пожала руку, кого-то слегка похлопала по плечу. Она не устраивала пышных проводов, прощалась со всеми коротко и просто – так, будто все они уходили в магазин и должны были вернуться к обеду.