Читать книгу - "Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель - Генри Лайон Олди"

Капризная луна-Селена спряталась за облаками, едва Амфитрион ночью выбрался во двор. Еще мгновение назад двор был залит лунным молоком, а тут раз – и темень, как в Тартаре. Лишь край лохматой тучи над заливом мерцал серебром, будто в насмешку.

Амфитрион горестно вздохнул. Вздох вышел натужный, с присвистом. Левую ноздрю забила подсохшая кровь. Выковырять сгусток пальцем? Только хуже будет: снова кровь пойдет. Саднили разбитые губы. И громче прочих напоминал о себе мочевой пузырь. Это его требовательный зов поднял мальчика с постели. Можно было, конечно, воспользоваться «нужным» горшком, и никуда не ходить. Но Амфитриону не хотелось журчанием будить спящих рядом.

Ну ее, луну! Тут идти-то…

Мальчик зашлепал по гладким плитам через двор. Отхожее место – яма, прикрытая досками – располагалось в дальнем закутке. Миновав проход, ведущий на женскую половину дворца, он уже, считай, добрался до вожделенной цели. Шаг, другой, и на фоне стены, беленой известью, ему почудилось движение. Амфитрион замер, всматриваясь до рези в глазах.

Еще кому-то приспичило?

Взгляду открылась смутная фигура, закутанная в пеплос[24]. Ага, женщина. Потому и решила переждать у стены – чтоб не усаживаться рядом с мальчишкой.

– Ты это… – буркнул Амфитрион. – Ты иди. Я подожду.

Он с трудом сдерживал мучительные позывы. Ничего, мы – герои, мы потерпим. Узнав, что обнаружена, женщина отделилась от стены. Тут и луну одолело любопытство. Взмахом руки богиня прогнала облако, перемигнулась с ночью, и та отдернула свою аспидную накидку, являя взорам блеск подкладки. Двор словно выморозило: плиты покрыл звездный иней. Перламутровый свет и угольные тени высекли из мрака статую: мать со спящим ребенком на руках.

– Анаксо?

Женщина молчала. Нет, не сестра, понял Амфитрион. Эта выше и стройнее толстухи-Анаксо. Ребенок у нее на руках… Алкмена?! Для мальчика все младенцы были на одно лицо. А ночью – и подавно. Зато льняное покрывало, в которое была завернута племянница – с бахромой по краю – он запомнил.

– Эй, ты кто?

Тишина.

– Рабыня? Служанка Анаксо?

– Мужчина… герой…

– Не ври мне! Какая ты мужчина?

– …юный, прекрасный…

Голос звучал вкрадчиво, как шепот ветра.

– Ты чего болтаешь?! – возмутился Амфитрион. – Дура!

– Смелый… богоравный…

В гневе мальчик сделал шаг навстречу: заглянуть под пеплос, наброшенный на голову, выяснить, кто из прислуги смеет дерзить внуку Персея? Пьяная она, что ли? Нос прочистился сам собой. Воздух пах телом – разгоряченным, потным – и мускусом критских благовоний. Хотелось горстями запихивать в себя этот нервный воздух. Давиться им, как голодный – сдобной лепешкой. Голова пошла кругом, словно дед еще раз наградил внука затрещиной. Рано было Амфитриону дышать тайными ароматами. Или нет? Тяжесть внизу живота, упруго восставшая плоть – так бывало по утрам, когда, проснувшись, он еле сдерживал позыв облегчиться…

– Иди, иди ко мне… Ты ведь еще не знал женщины?

Пеплос распахнулся. Свет луны упал на обнажившуюся ногу незнакомки. На мосластую ногу ослицы, покрытую клочковатой шерстью, с медным копытом на конце.

– Эмпуза[25]!

Нянька в детстве не жалела страшилок: «Будешь шалить – придет Эмпуза, вспорет тебе пузо! Затопчет ослиной ногой, кровь выпьет, мясо съест…» Отец злился: «Сдурела? Нет никакой Эмпузы, сынок, это бабьи сказки…» Амфитрион очень боялся кровожадной женщины-ослицы. Затем подрос и решил: отец прав. И вот кошмар из детства навис над ним во плоти, держа на руках мирно посапывающую Алкмену. Лунный блик подмигивал, сверкая на меди копыта: дрожишь, герой?

– Тварь! Отдай мою невесту!

Мгновением позже Амфитрион готов был откусить себе язык. Поздно: слово «невеста» сорвалось с губ. Сердце пропустило один удар – и, спохватившись, забилось рыбой в сетях. Во рту пересохло; мочевой пузырь грозил лопнуть. Вот-вот потечет между ногами… «Нельзя! Эмпуза решит, что это со страху. Позор на всю жизнь…» О том, что «всей жизни» у него осталось маловато, Амфитрион не думал. «Меч… нож…» – он лихорадочно огляделся. Увы, поблизости не было даже завалящей палки.

– Это твоя невеста? – зажурчал смех.

Лицо Эмпузы по-прежнему оставалось в тени.

– Я папу позову! Он тебе как даст!

– Папа спит, мой сладкий. Да и скоро ли хромой Алкей доберется сюда?

– Я… я дедушку позову! Он тебе голову отрубит!

– О да, Персей – опасный человек. Но он тоже спит. Когда прихожу я, мужчинам снятся сны, липкие, как паутина. Кого бы нам еще позвать, мой юный, мой нежный герой?

– А ты знаешь, кто мой прадедушка? Зевс-Громовержец! Он тебя – молнией!

Смех превратился в град, уничтожающий посевы. В нем хрипело ворчание собаки, скалящей клыки. И мускус благовоний сменился вонью свежего навоза.

– Зевс далеко. Ему нет дела до наших игр. Ты развеселил меня, герой. Тебе не будет больно…

– Оставь моего внука.

Амфитрион чуть не обмочился – не от страха, от радости – прежде чем понял, что это не дедушка. Свет луны мазнул по лицу даймона. Глаза Эмпузы опасно вспыхнули.

– Ищешь смерти, женщина?

– Оставь моего внука, – сказала бабушка Андромеда. – Отдай мою правнучку. И уходи. Я не стану преследовать тебя.

Высокая и прямая, жена Персея была похожа на копье. Весь Тиринф боялся своего бешеного басилея; все, кроме Андромеды. Она единственная могла остановить Убийцу Горгоны, когда тот уже собирался разить. Спокойный жест, взгляд, и Персей остывал. Чужачка в здешних краях, замкнутая и суровая, Андромеда к собственным детям – и к тем относилась без лишних страстей. Заболели? – пройдет. Плачут? – утешатся. В ее присутствии смолкали разговоры. Персей делал вид, что ничего не замечает; а может, и впрямь не замечал. Пожалуй, он был счастлив в браке – иная супруга давно бы руки на себя наложила, при его-то норове.

– Какое счастье! Она не станет…