Читать книгу - "Хвост Греры - Вероника Мелан"

Впервые за всю свою жизнь я подумала, что у меня прекрасное на самом деле тело. Прекрасное. Помогает мне затягивать раны, поддерживает теплом, стуком сердца. Оно держится тогда, когда я уже не очень.

И теперь, когда я ощущала, как оно тоже потихоньку сдается, мне стало ясно – я была дурой, когда сравнивала себя с другими. Кем-то более красивым, стройным, с правильными чертами, формой ног. Кем-то, у кого идеальный разрез глаз, ровнее нос или пухлее губы. У меня все это время была я, были все мои клетки, работающие в полную силу, лишь бы я была счастлива. И я впервые ощутила, что у меня пока еще есть «мы». Я и мое тело.

– Держись, – прошептала едва слышно нам обоим. Хотя держаться уже было сложно.

Ни за что больше не подойду к решетке, что бы за ней ни положили. Ни за что. Больше меня на эту обманку не купят.

Но они купили.

С того момента, как чертова Грера ударила у магазина хвостом, с момента прохождения белой линии, я практически не спала. Мало и урывками. Виной всему натянутые нервы, голод, холод, боль, страх, наконец. Будили при каждом движении не только покрытые синяками руки и ноги, но и чужой плач – к соседке тоже наведывались. Изредка она всхлипывала, иногда рыдала, иной раз орала так, что я сдавалась, закрывала уши ладонями. И становилось еще страшнее; совсем хрупким делался мой внутренний пол. Еще чуть-чуть, треснет и в пустоту.

В этот раз я провалилась в глухую дрему не сразу, постепенно; снов не было.

А проснулась…

Потому что что-то снова лежало за пределами моей камеры – что-то круглое, светящееся.

«Письмо!» То зеркальце, какие раньше приносили в каземат. И зеркальце это вещало тихим, до боли знакомым женским голосом, родным, который я почему-то давно забыла.

–…мы любим тебя, малышка. Любим очень-очень сильно, да?

Мужской смех – теплый, обволакивающий. Так смеется тот, кто просто рад, что ты есть на этом свете, и не нужно других причин.

–…какая ты у нас хорошенькая…

И мой собственный смех на фоне – меня маленькой, меня счастливой, меня «до».

– Мама?

Это забытое слово выпало из моего рта быстрее, чем я сообразила, что уже ползу по направлению к кругляшке. Мне нужно это услышать, увидеть, окунуться туда, где я еще не испытала всех этих ужасов, где меня обнимают теплые заботливые руки. Впервые мне было плевать на боль – мой пластунский спринт мог побить рекорды змеиных бегов.

– Не трогай! – в отчаянии выкрикнула соседка, чье белое лицо и кудлатые волосы остались в моем воображении размытым пятном.

Я должна…

– Не бери!

Она знала больше, она видела больше. Я же созерцала лишь цель – в этом письме то, что мне бесконечно нужно. Одна минута в компании этих далеких и бесконечно родных людей вернет меня к жизни, вдохнет то, что давно испарилось, заполнит пустоту.

Руку я совала сквозь решетку с остервенением – плевать на новые синяки или вывихнутый плечевой сустав. Еще чуть-чуть, еще… но до зеркальца все равно оставались считаные миллиметры.

А после мне на ладонь с размаху наступил мужчина в черном.

И орала я не потому, что хрустнули кости – верещала, как бешеная, – но потому, что следующий удар каблука пришелся по хрупкому стеклу письма.

–…дай я тебя обни…

– Мама… – валялась я рыдая. Каталась по камере, скулила, срывалась на такой бешеный крик, что дрожали стены.

Осколки. Там теперь валялись лишь осколки, но треснуло не стекло, треснуло что-то в душе – не умерло, не сдалось, просто раскололось.

– Отдайте мне письмо, – сотрясалась я, – отдайте его…

В нем был кто-то, кого я почти не помнила. Нет, помнила хорошо, но за пеленой. Чьи лица не могла различить в воображении, но любила заочно.

–…суки, – я скручивалась от внутренней боли, – суки, вот вы… кто…

И с этого момента, полностью убитая внутри, я решила, что буду сражаться, как никогда раньше. До последнего вздоха, до последнего удара сердца. Я, может, и умру, но я уже никогда им не сдамся.

В темноте прошло много времени. Наверное. Высохли слезы.

Вновь приходил доктор, светил ярким тонким лучом в зрачки, отвечал кому-то стоящему позади, что «участок памяти вновь блокирован, но эмоциональные показатели сохранены» – голоса из письма, их звучание стерлось из памяти. Как и ощущение, что меня кто-то где-то ждет. Не обращая внимания на внешний мир, пребывая где-то глубоко в своем внутреннем, я думала о том, что, наверное, скоро уйду отсюда. Перестану дышать. Но сделаю это, потому что сама так решила, потому что устала, а не потому, что меня сломали. Вдруг совершенно отчетливо поняла, что сломать человека нельзя, если он сам себя не сломает. Я делала это каждый день снаружи, раскалывая собственную личность сравнениями, стремлениями успевать за всеми, соответствовать, подгоняя себя под чужие стандарты. Зачем мне вообще были нужны чужие мнения, когда у самой себя была я?

На робе больше не работал компас, не выжил во время избиений. Еще один намек – тебе больше не придется ходить в магазин.

Наверное.

Я стала целой не снаружи, здесь. Печальный парадокс. Больше не желала сдерживать эмоции, кому-то понравиться, стать кем-то другим помимо Кейны. Наверное, прижались к израненной душе все мои разрозненные некогда части и слиплись, обнятые мной же.

Стало глубоко плевать на все, что происходило снаружи. Осталась важна самой себе только я – каждый вдох, каждый удар сердца, каждая минута, проведенная наедине с собой.

*****

Мне вспоминался парень по имени Матео…

Он был хорошим, действительно хорошим. Застенчивым, очень добрым. Он дарил цветы – простые, полевые. Позже выяснилось, что Матео – гей, решивший впервые попробовать с девушкой. И стать той «первой» я не захотела.

Еще был красавчик из кафе на берегу – официант с пронзительно голубыми глазами. Выдались свободные выходные, и я прилетела отдохнуть на Сарринский полуостров, наслаждалась соленым воздухом, морем, сувенирными лавочками, местным жарким колоритом. Жаль, что с официантом мы так и не познакомились поближе. Хотя он улыбался, делал намеки. Быть может, у нас что-то вышло бы, но я по обыкновению себя застеснялась. Теперь бы повела себя иначе, теперь бы я хватала судьбу за хвост, теперь бы радовалась всему, что валится в руки, как спелые плоды, не думала бы о завтрашнем дне. К черту комплексы, за их ширмой может пролететь вся жизнь – не заметишь.

Хорошие выводы явились поздно.

Все слабее тело, все ближе исход – даже плохое не длится вечно.

Как часто я жалела себя раньше, хотя на самом деле не было тому причин. Неудачи? Все прошлые неудачи по сравнению с текущей выглядели, как птичьи какашки, попавшие на свадебное платье. Все-то и нужно было: постирать, улыбнуться и продолжать церемонию…