Читать книгу - "Хвост Греры - Вероника Мелан"

(Les Friction – Louder Than Words)

Мясо пахло непередаваемо вкусно.

Так притягательно, что рот мгновенно захлебнулся слюной, а мозг картинками. Представилась залитая солнечным светом кухня, птичий щебет за окном, и повар, стоящий у плиты. Так готовят с душой, любовно перебирая баночки со специями, добавляя одну щепотку за другой, зная, как сочетать пряности, как создать божественный аромат. Так готовят только тогда, когда сердце полно радостью, когда хочется поделиться с миром чем-то прекрасным, когда цель процесса и результата одна – получить удовольствие.

Горшочек стоял по ту сторону клетки и запрещено вкусно пах; я превозмогла боль, поднялась и, шатаясь, побрела к нему. Опустилась у решетки, протянула руку – ничего, что пальцами и без вилки, не страшно (главное – положить хоть кроху еды в рот). Но не успела. Шагнул из тени мужчина в черном, «помог». Пнул горшок по направлению ко мне – керамика треснула, мясо разлетелось по полу моей камеры. И взгляд: «Вот теперь приступай».

Я смотрела на те самые кусочки, которые так желала попробовать, которыми бредила целую минуту, прежде чем сумела подняться, но теперь уже отсутствующим взглядом мимо.

Я не буду есть с пола. Просто не буду. И дело не в гордости… Где-то у каждого наступает предел – еда больше не манила, не таким образом. Однажды я поддалась инстинктам выживания, желала во что бы то ни стало наполнить желудок, но пинок «быка», кажется, до конца жизни лишил меня чувства голода.

Больно идти назад, до лежанки я недотянула. Легла прямо на пол посреди камеры на спину, закрыла глаза. Все еще дразнил ноздри запах специй и, чтобы заглушить грусть, я принялась вспоминать самое вкусное блюдо в своей жизни. Как ни странно, им тоже было мясо в горшочке, поданное в одном из частных маленьких ресторанов, куда я случайно однажды, во время прогулки, свернула. Что-то понравилось в простой, но приятной вывеске – название места, правда, стерлось из памяти. Запомнилось только, что за окном был пестрый день: солнце то пряталось за облаками, то выглядывало вновь, и эта странная смена света и тени умиротворяла. Позже к вечеру начался дождь. И помнилось собственное настроение – мирное, теплое. Когда ты смотришь на мир, словно укрытый шалью. Торопиться некуда, потому что все беспричинно хорошо…

Я лежала на полу долго; мясо давно остыло.

А после в рубку вошел кареглазый – ярче загорелись под потолком лампы. Быстро окинул меня взглядом, зацепился за битый горшок, за еду, разбросанную по полу. И удалился, предварительно сделав жест «быку» – мол, в чем дело?

Мужчине в черном не пришлось повторять дважды. Звякнула связка ключей, отошел замок, распахнулась дверь, «бык» шагнул в камеру. Процедил зло:

– Приказано, чтобы ты пожрала.

– Тебе приказано, ты и пожри!

Я знала, что любое огрызание будет стоить мне дорого, но взметнулась такая злость, что стало понятно – без ссадин он тоже отсюда не выйдет. Так и случилось. Прежде чем меня подтащили к валяющимся кускам мяса, я успела дважды его укусить, заехать ногтями по роже, пнуть куда-то в область паха… После меня уложили ударом на пол, дважды, чтобы перестала рыпаться, пнули по ребрам – человек в черном впервые пребывал в ярости и я ощущала это по силе пинков, – после подтащили за волосы к еде, ткнули лицом в пол с такой силой, что едва не хрустнул нос… Еще, еще, еще, как котенка. Наверное, этот мудак после силой открыл бы мне рот, сунув в него пальцы, принялся бы пихать мясо прямо в глотку…

Но не успел.

– Хватит! – раздалось из рубки. – Хватит, я сказал!

Я валялась на полу, пытаясь отдышаться, как сломанный краб, неспособный собрать конечности. Когда подняла голову, поняла, что приказ отдал человек с двуцветными глазами, и что я никогда еще не видела такого выражения его лица – убийственно холодного. Жесткие челюсти, жесткая линия губ, зловещий взгляд.

«Бык», так и не выпустивший пар, так и не отыгравшийся на мне окончательно, вынужден был отступить. С окровавленным пальцем, рассеченной щекой и взглядом, прячущим между строк слова «ты не жилец». Возможно. Но жрать с пола не буду.

Плохо, что теперь я даже подняться толком не смогла. Кое-как встала на колени и повалилась на бок.

– Убрать в камере, – процедил Комиссионер за пультом, наклонившись к микрофону, – умыть заключенную, напоить.

На человека с двуцветными глазами я не смотрела и голода больше не чувствовала. Только пустоту – все больше, больше, больше.

Убирался в камере почему-то док.

Он же вынес горшок из угла, сполоснул его где-то, вернул назад чистым. Принес веник, собрал мясо в совок, сложил в мешок. После тер камни пола подобием швабры с чистящим средством – от запаха химии щипало веки.

И он же умывал меня смоченной в прохладной воде тряпкой. Осторожно протер щеки, лоб, подбородок – я не открывала глаз. Не говорила с ним, док молчал тоже – возможно, уже получил выговор за болтливость.

– Вот, – произнес только коротко, – вам надо попить…

Прислонил к моим пересохшим губам бутылку, позволил сделать несколько глотков, стер упавшие на робу капли той же тряпкой.

– Бутылку я вам оставлю.

Может, еще час или день назад, я порадовалась бы питью. Бутылка, два литра. А сейчас чувствовала только, как мерзнет мое тело – оно сдавало позиции. Оно устало от постоянного стресса, защитных реакций, оно теряло силы вместе со мной.