Читать книгу - "Нежна и опасна - Таня Володина"

Если бы рыцарь спас свою принцессу.

Но он не спас.

Что она испытывала, когда ее поимели чуть ли не на его глазах, а он это стерпел? Ненависть. Не просто боль и разочарование, а самую настоящую ненависть — лютую и бессильную. И чем больше она его любила, тем сильнее должна была возненавидеть.

Но Лена не знала, что Кирилл хотел ее спасти. Она не знала, что влюбленного соплежуя пришлось бить по щекам и использовать весь отцовский арсенал, — от авторитета до увещеваний и завуалированных угроз, — чтобы заставить его сидеть смирно. А Кирилл так и не понял, что отец им манипулировал. Кирилл винил лишь себя. И даже дядю Степу простил спустя пятнадцать лет…

Я перегнулась через перила, всматриваясь в серые воды Невы. Вдоль Английской набережной были пришвартованы несколько шикарных яхт. По палубам сновал персонал, салоны уютно светились огнями, туристы на набережной с восхищением разглядывали плавучие островки роскошной жизни. Я отвернулась. Как я могла думать, что эта жизнь предназначена мне? Кто я такая? Почему я решила, что мне будет лучше среди богачей, а не простых людей? Деньги ничего не гарантировали. Детские травмы, извращенная сексуальность, ложь, неврозы, наркомания — все это сопутствовало большим деньгам намного чаще, чем казалось со стороны.

Дунул резкий ветер, намокшее платье прилипло к ногам.

Я снова подумала о Кохановском старшем. Интересно, это Леночка подтолкнула его к поискам девственниц, готовых отдать себя на растерзание за несколько тысяч евро? Интересно, Зоя была первой девочкой, отвезенной во «Дворец Трезини» к ГД? Интересно, почему ГД? Интересно, тот листочек, который я выкупила у Жанны за серьги с голубыми ирисами, принадлежал Зое или кому-то еще? Сколько всего нас было?

Я снова зашагала по мосту, вспоминая все, что знала. Выстраивалась стройная картина. После фиаско с Леночкой Кохановский решил, что проще покупать молоденьких начинающих проституток, чем совращать знакомых девиц, — это безопасней, комфортней и в итоге дешевле, если учитывать возможные проблемы. Он все обставлял в режиме строгой секретности: девочке надевали плотную повязку на глаза и сажали в машину, которая доставляла ее в апартаменты Кохановского. Там он давал ей что-то из наркотиков (легкое в моем случае и тяжелое в случае Зои) и занимался сексом так, как ему хотелось. Периодически возникали сложности: Василий Иванович упоминал об инциденте, связанном с грубостью. «Он обещал, что будет осторожен», — сказал шеф, успокаивая меня. Скорее всего, Василий Иванович не знал об истинной личности клиента. Он обозвал его ГД — инициалами, далекими от КБМ. Разгадать тайну этих букв я не могла. Возможно, только шеф и может объяснить, почему он так назвал клиента, которого не видел.

Вернее, видел только его автомобиль…

Задумавшись, я подошла слишком близко к проезжей части, и меня обдало веером брызг из лужи. Я отшатнулась. Мне, считай, повезло: Кохановский трахнул меня без лишней жестокости. А вот Зое не повезло. «Продырявил вены». Судя по всему, она так и не оправилась после первого раза. Подсела на наркотики, начала подворовывать, разрушила свою жизнь и не смогла выкарабкаться. И винила во всем своего первого клиента. А потом она откуда-то узнала, что виновником ее несчастий был Борис Кохановский. Спросить бы, откуда. Я тоже догадалась, что это он, но мне помогла неосторожно оброненная фраза. А что помогло ей? Сбившаяся повязка, подслушанный разговор с администратором отеля, пометки в блокноте Василия Ивановича? Или она случайно посмотрела заседание Госдумы и узнала властный голос, преследовавший ее в кошмарах? Как бы там ни было, она выяснила имя обидчика и решила мстить.

«Дилетантские, глупые, неудачные покушения, — сказал Кохановский на яхте. — Я хочу найти заказчика». Я истерично рассмеялась. Он искал заказчика, не допуская мысли, что его терроризировала девчонка, над которой он когда-то измывался.

И как бы я ни злилась на Зою из-за того, что она подвергла опасности жизнь беременной Маши, как бы ни страдала от ранения в плечо, которое до сих пор меня беспокоило, как бы ни осуждала доморощенный терроризм, в глубине души я понимала Зою. Она имела право ненавидеть человека, который не только грубо и болезненно лишил ее девственности, но и подсадил на наркотики.

Она имела право на месть.

Меня преследовала смутно знакомая музыка. «Я обезоружена», — пронзительно кричала девушка. Где-то я уже слышала эту фразу. Мне пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить, что это рингтон на моем айфоне. Я достала его из сумочки и увидела, что звонит Кирилл. И куча непринятых звонков и сообщений. Ну, конечно! Я же теперь звезда, всем хочется взять интервью у Дианы, любовницы высокопоставленного чиновника.

Я засунула телефон обратно.

Остановилась.

Дождь усилился, по тротуару неслись потоки холодной бурлящей воды, заливая ноги в открытых босоножках. Я посмотрела на них, но зрение меня подвело: я видела не серый питерский асфальт, а песок на пляже в Сан-Диего, пушистый ковер на мексиканской гасиенде, сухой дощатый пол в «Домике мечты». Я видела все места, которых касались мои ноги в последние дни, — и это было так щемяще грустно и прекрасно, что я не могла оторвать взгляд от иллюзорного калейдоскопа. Мои ступни на фоне ночного калифорнийского неба, на ковролине «боинга», на плечах Молчанова…

Громко застучали зубы. Пошатываясь и дрожа всем телом, я достала телефон и ответила на вызов:

— Забери меня, я где-то на Благовещенском мосту.