Читать книгу - "Сатир и Муза - Андрей Афантов"

Однако мамин праздник удался. Лизавета была любимой внучкой, несмотря на то что у старшего брата Алёши росли двое сыновей. Детский гомон, топотня, тосты – всё это развеяло Алексея.

Он принялся рассматривать уставленный яствами стол: «Чего б такого оторвать вкусненького? Во-первых, нужно начать с «Оливье» (Светлана его готовить не умеет, слишком сладкий у неё получается). Крабовый и овощной салаты пускай девушки едят – я их и дома наемся. «Селёдку под шубой» пусть кто-нибудь начнёт первым, а я потом ковырну ближе к серёдке – там селёдки больше… А ещё я хочу супа», – Алёша осмотрел стол – но супы готовить для больших компаний было непрактично. «Это всё Олечка! Приучила меня к супчикам в последнее время», – с удовольствием подумал Алексей. Уже несколько недель Карпова обязательно находила время после работы сварить ему суп – по её мнению, супы полезны для пищеварения. Думать про Олю было приятно, но запах еды прерывал мыслительный процесс. Стоило выбрать напитки. Шампанское у родителей было плохонькое, а начинать с водки после бессонницы было стрёмно: «Развезёт ещё!» Алексей всё же выбрал шампанское – в надежде, что позже подадут более приличные вина. «Это ж в животе для второго нужно место оставить!» – Алёша обычно хитрил, игнорировал подаваемые на второе отбивные с картофельным пюре, оставляя место маминой изюминке – мантам. Алексей наполнил тарелку и снова подумал про Олю. Ему вдруг стало стыдно перед ней. «Я стал невнимательным. Поэтому в её глазах читается обида. А ведь молчит». Алёша оправдывал уменьшение знаков внимания к Олечке своей занятостью на работе. «А она так привыкла ко мне фантастическому! Как же это ёй объяснить? И самому себе бы заодно… Это ж биология. Мужчина, добившись всего, теряет интерес к любимой женщине. Страсть тускнеет. Вон посмотри на родителей! И не только на моих. А имитировать жгучую страсть – она почует неискренность. И начнет мучиться, ища причины. А я же её всё равно продолжаю любить. А со Светкой у тебя не так было?» – сам себя спросил Алексей и не нашёл, что ответить.

– Подумать только! Путёвка в санаторий стоит четыреста пятьдесят долларов! А санаторию уже сорок два года! Кошмар! – Кто-то из маминых гостей громко возмущался на весь зал. Алексей слушал этот голос сквозь вату усталости. Ему не хотелось подымать глаза на оратора: «А какая разница, кто это говорит? И что такое четыреста пятьдесят долларов? Один билет СВ туда-обратно? Путёвка? Да это копейки», – но вслух ничего говорить не стал. В кармане у него сейчас лежало больше. «Да, это провинция. Здесь у денег другая цена». Алексей вспомнил анекдот: «Только москвич, услышав про зарплату десять тысяч, переспрашивает: десять тысяч чего?» – и заулыбался украдкой.

Его мама уже перестала тискать невестку («словно в разных городах живут») – и теперь с жаром вела разговор о следующем внуке. Мать аж трясло, так она хотела снова почувствовать в руках нежное, пахнущее молоком, трепещущее тельце. Светлана чудовищно смущалась от такого внимания. Слушать громкий разговор про Чубайса Алексей не хотел. Но старая материна подруга, сидевшая справа от Алексея, заскучала:

– Алексей, а ты чего всё время отмалчиваешься?

Лёша подумал было сослаться на усталость, но сочувственных расспросов о работе ему совсем не хотелось. Лучше уж поговорить про реформы 90-х.

– А я к Чубайсу хорошо отношусь, – сказал Звонарёв-младший, и в комнате повисла настороженная тишина, никак не соответствующая атмосфере дня рождения. От него ждали объяснений. – Благодаря ему и Гайдару у нашего поколения появился шанс. Ведь к концу СССР никакие социальные лифты уже не работали. Ну кем бы я стал? Экономические вузы готовили товароведов в пустые залы магазинов. Кассирша в сберкассу из меня бы тоже не вышла. Идти по художественной части? Рисовать бесконечного Ленина? Идти по комсомольско-партийной линии – у родителей связей бы не хватило. А так появился частный банковский сектор – и деньги там платят. Большое время было!

– Но страну же разворовали? – автор темы, лысый мужик, чьё имя Алексей забыл, пошёл красными пятнами. – Во время всей этой приватизации и аукционов.

«Да это вы свои ваучеры не смогли нормально пристроить», – эту мысль Алексей не озвучил, но сказал:

– Просто государство уже физически не могло управлять такой сложной экономикой. Другого способа делегировать ответственность за хозяйственные решения не было. Иначе был бы полный развал и воровство. А так олигархи сейчас хоть какие-то налоги, но платят.

– Платят они, как же… – в голосе собеседника прозвучала неуверенность, но Алёша ощутил, что симпатии остальных участников диспута сместились в пользу его точки зрения.

– Я бы сказал, что государство рассматривает олигархов как неких чиновников. Они аж стонут! Ведь понятно же, что весь этот доставшийся им промышленный потенциал создавался предыдущими поколениями, вот от них и ждут отдачи, – Алексей заметил, как в глазах «предыдущего поколения» засветилась гордость.

– Тост! Тост! – привлёк к себе внимание его отец.

«Да, нам платят деньги, – Алексей зацепился мыслью за им самим только что сказанную фразу и отца не слушал. – А ведь я сильно изменился! Ещё полгода назад считал, что деньги – это свобода. И с тех пор не вспоминал эту формулу ни разу! Удивительно!»

В эту ночь Звонарёв спал плохо. Он снился себе школьником, но кружился среди цифр и биржевых красно-зелёных стрелочек.

И еще Алексей твёрдо помнил, что женат.

Но не помнил, на ком.

Сквозь сон он силился вспомнить – и не мог.

Умственное усилие разбудило его, и он с облегчением ощупал супругу рядом. «На Свете! Вот чего стресс с человеком делает», – пожалел он сам себя. Спать расхотелось, к тому же заболела голова. «Видимо, шампанское не пошло!» Зашёл на кухню в поисках анальгина.

Увидел светящийся синим Светин мобильник, оставленный на подзарядке. Заметил на табло конвертик входящего сообщения.

– Прижаться хочу!

– Вот уже 8 лет мечтаю быть рядом с тобой

– Целовать тебя

– Люблю

– Люблю тебя.

Светиных ответов телефон не сохранил.

Алексея оглушило. Какой-то непонятный ступор охватил его. Он не знал, что думать, как реагировать, и вообще испытывал непонятные чувства. Никогда, даже в мыслях он не допускал, что Светлана может быть ему не верна. «Ведь у нас в постели всё так чудесно и безотказно. Неужели ей меня не хватает? Видимо, да». Хотя сам он был целиком увлечён Олей – Алексей даже перестал мучиться угрызениями совести – теперь он испытывал чувство жгучей обиды. «И что мне теперь делать?» – как вдруг его посетило видение открывшейся двери. «Ну что ж. Пусть всё будет, как будет!» – когда-то он уже говорил себе эти слова, стоя за спиной у Олечки, перед тем, как начать целовать её в шею… «Олечка!» – одновременно он почувствовал острую жалость к Капельке, вспомнил её голосок, её ладошки у себя на шее… «Эх! Малодушничаю. Это тебе не Капельку жалко, а самого себя! Я её не бросаю!» Алексей быстро оделся и, схватив неразобранную сумку (Светлана не успела перестирать его вещи, оставив эту процедуру на воскресенье), выскочил во двор.