Читать книгу - "Нежна и опасна - Таня Володина"

— Спасибо, что согласилась приехать, — сказала она, целуя меня в щеку — и не символически, как принято в светской тусовке, а по-настоящему, губами. — Как твое плечо? Сильно болит?

— Да не очень. Пока еще заклеено пластырем, но скоро заживет.

Я сама не ожидала, что мне так приятно будет увидеть Машу. Она пахла вкусными духами, искренне радовалась встрече и лучилась позитивом. Ее руки, когда она обнимала меня, были теплыми и мягкими. Я не могла в очередной раз не вспомнить, что моей маме было бы приблизительно столько же лет. И, может быть, она бы тоже брызгалась духами, беззаботно смеялась и тискала меня после разлуки.

После меня Маша бросилась на шею отцу, мрачному и уставшему после долгого перелета, потом брату, потом жениху. Молчанов притиснул ее к себе и чмокнул в подставленные губы.

Я прислушалась к себе. Ничего. Не так больно, как я ожидала. Почему-то я изначально не ревновала к Маше. Возможно, потому, что сама хорошо к ней относилась. Или потому, что признавала ее право на Молчанова, — выстраданное, вымечтанное и пронесенное через годы. Я тоже его хотела, но я хотела его всего два месяца, а она хотела его всю жизнь. У нее было преимущество, и мне в голову не приходило его оспаривать.

Меня больше напрягало то, что когда-то он женился на Леночке. Вот Леночку я недолюбливала, несмотря на ее статус жертвы. Я даже ревновала к ней.

Пока дружная семейка Кохановских-Молчановых обнималась, целовалась и справлялась о здоровье друг друга, как будто они не виделись десять лет, Олег руководил сортировкой багажа, вызовом такси и распределением гостиниц. Он болтал по телефону на английском языке, одновременно давая указания двум парням из СБ, прилетевшим с Борисом Михайловичем. Также он взял на себя общение с пассажирами, которых мы привезли из Питера.

Мне вдруг показалось, что он слишком суетится. Раньше я за ним такого не замечала.

Маша оторвалась от папы, брата и жениха и подошла поздороваться к Олегу:

— Голубев, ты феерический дятел, — сказала она, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. — Ты почему раньше не побрился? Я уже и забыла, какой ты красавчик.

— Ну вот потому и не брился, — ответил Олег. — Чтобы ты не приставала.

Она громко рассмеялась:

— Голубев, я все оценила! Вечером готовься, я накачаю тебя вином и буду грязно к тебе приставать.

Нашу группу, стоявшую в центре зала прилета, обтекал плотный людской поток. Мы явно всем мешали. От неумолчного гомона и усталости у меня закружилась голова.

— Вечером я буду дрыхнуть в гостинице, а не пьянствовать с беременной женщиной.

— Да щаз! — возмутилась Маша. — Никаких гостиниц. Отец, если хочет, пусть живет в «Хилтоне» со своими телохранителями, а ты будешь жить у нас. Найдем мы тебе свободную кровать!

— Ну, Маша, ну нафига… — попробовал возмутиться Олег, но она его не слушала.

После недолгого обсуждения было решено, что Борис Михайлович, двое охранников и второй пилот Саша поселятся в гостинице. Они будут спокойно отдыхать (то есть спать днем во избежание джетлага), знакомиться с городом (кушать удон в Литл Токио) и заниматься бизнесом (у слуги народа были назначены деловые встречи). Остальные — мы с Кириллом и Олег — поселимся в доме Маши и Молчанова. А «запасные» пилоты со стюардессами планировали улететь в Питер уже сегодня вечером, чтобы вернуться за нами через неделю.

Свадьба была назначена на следующий четверг.

* * *

Пока стояли в пробках и медленно продвигались на север в сторону Голливуда, я теснилась на заднем сиденье между Кириллом и Олегом. Маша вела «джип» уверенной рукой выспавшегося человека, а мы все клевали носами. Кроме, возможно, Молчанова. Тот привык к смене часовых поясов и выглядел бодрее остальных. Его галстук, распущенный в кабине, снова крепко обхватывал шею. Только лицо чуточку осунулось и побледнело: все же двенадцать часов за штурвалом не прошли бесследно.

Минут через сорок мы подъехали к белоснежному дому, скрытому в зарослях папоротника и цветущих розовых кустов. По периметру участок окружали кипарисы и высокие раскидистые пальмы. Пахло морской солью, горячим песком из пустыни, сосновой смолой и тропическими цветами. Я поняла, что запомню этот пряный насыщенный запах на всю жизнь, — первый орешек в мою кладовую памяти.

Мы выгрузились из машины и подошли к дому. Кирилл оценивающе посмотрел на арочные проемы окон, колонны, обрамлявшие веранду, причудливую ковку перил, и воскликнул:

— Паша, а что это за усадьба плантатора? Как вы здесь очутились, скромные питерские интеллигенты?

— Да что ты понимаешь! — ответила Маша, распахивая дверь и жестом приглашая нас войти. — Это гасиенда-стайл — благородная испанская архитектура колониального периода.

— Так это гасиенда?! — расхохотался Кирилл. — А где тут рабыня Изаура? Помню, мне было шесть лет, когда я по уши в нее влюбился. Мечтал поскорей вырасти, поехать в Бразилию и выкупить ее из рабства. Даже деньги копил!

— О да! — воскликнула Маша, скидывая босоножки. — Ты всегда был добрым мальчиком, спасающим девочек из беды.

— Заткнись, Кирилл, ты не в Бразилии, — беззлобно сказал Молчанов, внося чемоданы в гостиную. — Мы с Машей торопились и попросили Светлану подыскать нам дом на первое время.

— Маму?! Нашли кого просить! Ты что, не знаешь вкусов своей тещи? Как можно было поручить ей такое важное дело? Она выбрала самый помпезный дом во всей Калифорнии. Это даже не гасиенда-стайл, а…

— Мексикано-наркобароно-стайл, — промолвил подошедший Олег.

Мы все расхохотались. Маша взяла меня за руку и провела в гостиную, где над обеденным столом висела гигантская люстра с канделябрами, а добротная мебель из кожи и малинового бархата так и манила в свои объятия. Изумительной красоты мозаика на полу и картины в золоченых рамах дополняли оригинальный интерьер. Если так жили мексиканские наркобароны, то они понимали толк в роскоши.

— Мне здесь нравится, — сказала я.

— Мне тоже! И маме нравится. А мужчины ничего не понимают в современном дизайне. — Она потащила меня дальше, сквозь раздвижные двери во внутренний дворик. — Здесь бассейн, здесь зона барбекю, а там в отдельном домике — небольшой тренажерный зал. А здесь вход в вашу спальню — можно зайти прямо из патио, а можно из гостиной. Ванная комната у вас тоже своя.

Спаленка была крошечной, метров десять. В ней помещались только кровать с резной спинкой, тумбочка с керамической лампой и старомодный платяной шкаф. Пахло свежим бельем и цветами с улицы. Щебетали птицы — те самые, которых я слышала по скайпу.

— Спасибо, тут уютно, — сказала я. — А ваша комната где? На втором этаже?

— О нет, это в Питере я люблю пентхаусы, а в Лос-Анджелесе предпочитаю одноэтажные дома.

— Почему?

— Боюсь землетрясений. Тут все боятся землетрясений, поэтому почти весь город одноэтажный. А наша спальня — за этой стенкой, — она постучала над изголовьем кровати. Раздался полый звук, словно она стучала по картону. — А за этой стеной — еще одна спальня, я там Голубева поселю. Но если он будет храпеть — выгоню в тренажерку, пусть спит на полу!