Читать книгу - "Ты будешь моей - Виктория Победа"

 Лара

— Ну что ж, Лариана Николаевна, за вас можно только порадоваться, — пожилой седовласый профессор, сидящий напротив, широко улыбнулся. — Не успеете оглянуться, как не то, что ходить - бегать начнете.

Я лишь кивнула в ответ, стараясь выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки. Держать лицо выходило из ряда вон плохо. Мужчина тем временем продолжал. Говорил что-то о травмированных сегментах, возможных рисках, задавал вопросы, а я словно не здесь была, не в этой клинике, а там, в доме Матвея, в нашей спальне.

Перед глазами так и стояла наша ссора. В тот день мы впервые так сильно повздорили. На меня тогда словно помутнение нашло, услышав фамилию своих насильников, я будто в трансе оказалась. Паника. Злость. Страх. Все это вылилось в грандиозный скандал.

Помню, как кричала, как требовала объяснений. Матвей же молча стоял и сверлил меня полным гнева взглядом голубых глаз. А после он впервые наорал на меня, напугав до чертиков. Он не был похож на себя, его крик эхом разносился по всему дому, даже Наталья с Аней прибежали, но быстро были выставлены из спальни под угрозой увольнения.

Матвей был зол, не слышал меня совершенно, впрочем, как и я его. В тот момент мы говорили на разных языках и как-то в миг отдалились. Я не желала воротить прошлое, даже не так, нет, я не желала, чтобы это прошлое воротил Матвей. Не хотела, чтобы пачкался об эту грязь. И я просила оставить, просила не лезть и забыть то, что было, но по одному лишь взгляду понимала, что он не услышит, что он все решил.

Мне дали понять, что в этом вопросе мое мнение не учитывается, а после он просто хлопнул дверью. Появился лишь на следующее утро, чтобы переодеться и снова исчезнуть. Даже не смотрел на меня, а я и слова произнести не смела, просто смотрела на него молча, сдерживая слезы.

Потому что опять все испортила и понятия не имела, как все это исправить. Я ведь обещала больше не устраивать сцен и нарушила данное слово. Всего за несколько дней мы стали чужими, совершенно чужими. В его взгляде больше не было того восторга и обожания.

Он больше не улыбался этой своей особенной мальчишеской улыбкой, предназначавшейся только мне одной, а спать и вовсе уходил в другую спальню. Я же заливала слезами подушку не в силах взять себя в руки и поговорить. Попросить прощения в конце концов.

Так прошла неделя. За ней другая.

Одним из вечеров, вернувшись домой, он сухо сообщил, что отвезет меня в клинику на полное обследование, просто поставил перед фактом, а на следующее утро, собрав небольшую сумку с моими вещами, молча отвез в центр.

— Лара, вы меня слушаете?

— Да, простите, я все слышала, — сказано это было без особого энтузиазма, как-то все равно было.

Ничего не хотелось. Матвей не появлялся с тех самых пор, как привез меня в центр. Писал только. Ничего лишнего, лишь справлялся, все ли в порядке. Хотелось кричать, потому что не все в порядке, от боли и неведения в пору было лезть на стену, но каждый раз пересиливая себя, я писала короткое «да», на которое не получала ответ. А что, собственно, отвечать. Мы все друг другу сказали.

— Вас отвезут в палату, сегодня мы вас выпишем, Матвея Александровича я предупредил.

А надо ли меня выписывать? Нужно ли снова забирать в тот дом, когда все рушится, словно карточный домик. Рушится, потому что я позволила себе слабость, снова. Потому что позволила себе очередную истерику, которая, должно быть, стала последней каплей. Для него. Для нас…

Пустая палата встретила меня гробовой тишиной, а ведь все могло быть иначе. Мне лишь нужно было промолчать, а не накидываться с вопросами и обвинениями.

За собственными размышлениями не сразу заметила, что в палате я больше не одна. У двери стоял Матвей.

— Привет, — поджав губы, подняла на него взгляд. Ответа не последовало. Мужчина буравил меня взглядом, рассматривал, словно видел впервые, с ноткой презрения во взгляде. Или мне показалось?  Легкая усмешка на губах, слегка выгнутая бровь. Он стоял, опираясь плечом о дверной косяк и молчал. Что-то странное было в его позе, мимике, взгляде. Что-то чужое. Будто он это и одновременно не он. Так не бывает. А после пришла догадка, совершенно безумная и невероятная. — Кто…кто вы?

— Кто? — он удивился, но я знала, я просто уверенна была, что стоявший передо мной человек — не Матвей. И пусть похожи они были, как две капли воды, не он это, я чувствовала.

— Вы не Матвей. Кто вы? — ответ был очевиден, но в тот момент ничего кроме идиотских вопросов на ум не приходило.

— Ну надо же, интересно, — покачав головой, мужчина оторвался от дверного косяка и проследовал внутрь. Чем ближе он подходил, тем больше я убеждалась в своей правоте. — Меня зовут Кирилл Авдеев, — подвинув стул и усевшись напротив меня, ответил мужчина.

Сомнений не оставалось, передо мной сидел брат-близнец Матвея, о котором я знать ничего не знала. И настроен он был совсем недоброжелательно. Взгляд сквозил ненавистью и презрением. По играющим желвакам и поджатым губам было понятно — ничего хорошего от этого визита ждать не стоило.

— Что вам нужно? — так странно было смотреть на знакомое лицо, лицо, которое видел каждый день вот уже несколько месяцев, лицо, ставшее самым родным на свете, и понимать, что перед тобой совершенно незнакомый, чужой человек.

— Мне нужно, чтобы вы оставили моего брата в покое, — холодно, жестко, чеканя каждое слово. Нет, он совершенно не был похож на моего Матвея.

— Я не понимаю, о чем вы, — ладони самопроизвольно сжались в кулаки, ногти до боли впились в кожу. Изо всех сил я старалась вернуть себе самообладание, которое никак не хотело возвращаться. Голос дрожал, в носу защипало. И когда ты, Лара, успела стать такой размазней? Где так стерва, которую ты так успешно взращивала столько лет? Где та броня, которой ты успела обрасти? Куда все делось? И почему сейчас, сидя перед совершенно чужим человеком, я едва сдерживаю слезы?

—Не понимаете? — хмыкнул. — Я объясню. С вашим появлением в жизни брата все перевернулось вверх дном. Я перестал его узнавать. То, что он творит, не поддается логике. Из-за вас, Лара, он отказался от всего, что у него было. На все наплевал, на бизнес, на семью. Не говоря уже о том, что он влез в бандитские разборки, разгребать которые предстоит всей семье и опять же виной тому вы. Вы — причина всех его бед.

— Я... — мне так и не удалось сдержать слезы. Каждое слово мужчины отдавалось тупой болью в грудной клетке. Нужно было что-то сказать, ответить, а я не могла. Я ведь не знала, ничего не знала. Не спрашивала даже, а стоило. И когда фамилию насильников услышала, ничего не сделала. Только скандал закатила. Дура. Какая же ты дура, Лара.